Андрей Степанов - Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

– Ну, пейджеры, твейджеры, тамагочи, мобилки из девяностых, – забормотал парень, словно заклиная кого-то. – В общем, дамп-контент, но с реставрацией и в брюликах. Концепт простой: трансформируем кал динозавра в совриск за счет рестайлинга. Брюлики, изумруды, жемчуг на крайняк. Короче, ты понял: тот же череп Хёрста, но в хай-теке.

– Хорошо, очень хорошо, Тереша, – покивал Кондрат. – Ты эту идею не выбрасывай, мы ее обязательно реализуем, когда станем чуть побогаче. Пришли концепцию. А больше у тебя ничего нет? Ну, совсем простенького, для местного населения.

– Эй-эс-эм-пи только, – буркнул Тереша.

– А расшифруй, заинька, будь добр!

– Animal Style Mobile Phone – зверский стильный мобильный телефон. Ты же сам заказывал. На, глянь эскизы!

Синькин взял у Тереши планшет и начал перелистывать пальцем картинки. На них были представлены мобильники, стилизованные под так называемый прыжовский зверский стиль, известный по найденным в окрестностях города древним металлическим украшениям. Вместо обычных телефонов с дисплеем и клавиатурой на арт-директора глядели психоделические олени, ящеры и медведи.

– Отличная работа, Терешенька, – похвалил Кондрат. – Берем в среднесрочный план. Еще до конца года всем первым лицам в губернии такие подарим, вот увидишь. Пусть в Москве хвастаются. И про брюлики ты молодец. Надо просто совместить идеи: эй-эс-эм-пи – и с брюликами. Понял? Умница. План растет! Ну, кто у нас еще? Ага, вижу новое лицо. Ты чего молчишь, друг? Тебя как звать?

Кондрат обращался к незнакомому художнику, которого привез Бесполо. Субъект был чрезвычайно похож на Шарикова из известного фильма, но с еще более диким выражением на морде. Он сидел на нижней ступеньке крайне левой стремянки, тяжело уронив руки между колен, поглядывал на собравшихся волком и, казалось, совершенно не понимал, что происходит вокруг.

На вопрос Синькина заместитель Шарикова ничего не ответил. Вместо этого он глухо зарычал, достал из кармана френча большую обглоданную кость и с урчанием впился в нее зубами.

– Познакомьтесь, коллеги, – сказал Вадим. – Новый член нашего коллектива, Коля Убей Мозги.

Коля снова рыкнул, не отрываясь от своей добычи.

– Коля – специалист по неандертал – и каннибал-арту, – ровным голосом продолжал Бесполо. – Перформанс, который он сейчас демонстрирует, так сказать, в миниатюре, называется «Разгрызание костей». С виду все просто, но за этим стоит глубокий доисторический смысл. Современная эволюционная антропология окончательно доказала, что наши предки были падальщиками. Другими словами, они доедали мясо за хищниками, а если хищники не оставляли им мяса, то разгрызали обглоданные кости. Когда же и грызть было уже нечего, нашим не приспособленным к охоте пращурам приходилось убивать себе подобных, полностью их обгладывать, а потом опять же грызть с голодухи кости. Это научное открытие ставит перед актуальным искусством сложнейшую задачу: найти новые формы возвращения к истокам и припадания к корням. И вот перед вами художник, который первым нащупал такой путь. Колин перформанс посвящен всем доисторическим геноцидам и голодоморам с момента начала прямохождения и до создания первого государства. Но главный поминальный объект его действа – геноцид неандертальского народа. Коля считает себя последним неандертальцем.

Коля Убей Мозги оторвался от кости и зарычал погромче.

– Чего он говорит-то? – тихо спросила Малаша.

– К сожалению, неандертальский язык полностью утрачен, – сделал совсем скорбное лицо Вадим, – и реконструкции не поддается. Но Коля считает, что это еще не причина говорить по-кроманьонски. Правильно, Коленька?

Артист рыкнул одобрительно.

– Чтобы справиться с этой проблемой, Коля решил отказаться от любой речи, кроме звуков, прямо выражающих чувства. И тут мы подходим ко второму и главному смыслу акции. Задача – не просто рычать и грызть кости, но вернуться через эти действия к чистоте эмоций забытых предков. К той чистоте, которая позволит нам примириться с их вынужденным бессердечием. В конце концов, родителей не выбирают.

Бесполо замолчал. Все остальные тоже молчали и смотрели – но уже не на Колю, а на арт-директора, ожидая его приговора.

– Н-да… – почесал затылок Синькин. – С одной стороны, перф непростой. Для народа сложновато. А с другой – что ж, рычать так рычать. Я вообще считаю, что рычать – это правильно. Рык, он прямо до сердца доходит. Короче, пришли концепцию. А место в проекте мы тебе всяко найдем, ты мне понравился.