Виктор Пронин - Ищите женщину!

Может быть, сама того не замечая, Варвара Яковлевна, не отдавая себе отчета, что она делает и зачем, вышла на площадку, тихонько прикрыла за собой дверь и в комнатных шлепанцах начала спускаться по ступенькам вниз. И пока шла, чувствовала, как щемило дурным предчувствием в груди, как болезненно содрогалось сердце и что-то мешало дышать свободно и легко.

Бумажку от конфеты она нашла сразу, ее невозможно было не заметить среди высохшей травы, среди окурков, пивных пробок и прочего дворового мусора. Варвара Яковлевна подняла обертку, отошла в сторонку, развернула. Солнечные блики от фантика заиграли на ее лице, впрочем, точнее будет сказать, полоснули ее по глазам. Варвара Яковлевна, поколебавшись, понюхала бумажку и почувствовала себя уязвленной, ощутив дурманящий запах настоящего шоколада. Она сунула бумажку в сырой после стирки карман халата и поднялась на свой этаж.

О, как часто мы недооцениваем проницательности людей, которые, как нам кажется, живут простыми и заземленными интересами, копаются в тяжелых и оглупляющих заботах, их невысокие должности, как нам кажется, служат надежным подтверждением их невысоких способностей по части предвидения. Ничего подобного. И точный расчет, и безукоризненное чутье у них развиты ничуть не меньше, чем у нас с тобой, читатель. Ни пары свинца, ни ежевечерние сумки с продуктами, ни мужики в разноцветных трусах на экране телевизора не гасят их способностей, а даже наоборот – обостряют чувства, достоинство и гордость. Да-да, это так.

На три этажа поднялась Варвара Яковлевна, пока добралась до своей площадки, но ее мысль за это время проделала путь куда больший – она пронзила прошлое, оценила настоящее, устремилась в будущее и наконец вернулась на площадку третьего этажа. Расчет, сделанный Пятаковой, отличался высокой степенью достоверности. Вот ход ее размышлений. Прекрасная, дорогая конфета. Гриша вынул ее из кармана и подарил ребенку. Одну конфету. Больше у него не было. Одну конфету не покупают. А если и покупают, то лишь для того, чтобы закусить после стакана портвейна. Но в таких случаях покупают чего попроще. Такие конфеты для себя вообще не покупают. Их берут, чтобы кому-то вручить, подарить, засвидетельствовать, напомнить о своей нижайшей просьбе. Эта конфета из дареных. Мужчинам конфеты не дарят. Конфеты дарят женщинам. Вывод был четким и безжалостным: конфета в кармане пиджака Пятакова могла появиться только из женских рук.

«Так, – сказала себе Варвара Яковлевна. – Так, – повторила она еще раз, словно вбивая гвозди, словно приколачивая на видном месте своего сознания истину, с которой ей отныне предстояло жить, – у Пятакова завелась женщина. Так».

Войдя в квартиру, Варвара Яковлевна бросила быстрый взгляд в сторону Пятакова – тот читал статью, над которой два мужика в плавках, намертво обхватив друг друга, не то целовались, не то старались увернуться от поцелуев, и лица их были напряжены и свирепы. Варвара Яковлевна тут же ушла в ванную, опасаясь, чтобы Пятаков по ее глазам, походке, по складкам на мокром халате не догадался об открывшейся ей истине. Она заперлась, села на край ванны, смахнула слезу и этим как бы покончила с тонкими чувствами и невысказанными обидами. Вытерев глаза только что выстиранным полотенцем, она сложила руки на животе, и лицо ее приняло выражение спокойное, сосредоточенное.

«Они едят вместе дорогие конфеты, – обожгло ее еще одно открытие. – Но конфеты просто так не едят, мужчина и женщина с такими вот конфетами чай пить не станут. Они пили вино. Или водку? Нет, вино. Или коньяк? Скорее всего, коньяк. Неужели коньяк? Какие деньги!» – ужаснулась Варвара Яковлевна.

– А ты никак выпил сегодня? – спросила она его за ужином, высыпая картошку из кастрюли в большую тарелку.

– Самую малость, – беззаботно ответил Пятаков. – Самую малость.

– Чего пил-то? Что-то на водку не похоже...

– Коньяку с ребятами сообразили, – ответил Пятаков после небольшой заминки. И заминка эта не осталась не замеченной Варварой Яковлевной. «Значит, все правильно, – подумала она. – Значит, ничего не отменяется...» Она осторожно окинула взглядом мужа. Подстрижен! Когда же это он успел?

Скажите... И взгляд отрешенный. Там он, весь там! Хотя картошку ест здесь!

Варвара ощутила в теле непривычную легкость, словно опасность, дохнувшая в лицо, сняла с нее усталость, годы и безразличие. Ничего не сказала она мужу о своих подозрениях, ничего не сказала. Что-то останавливало. Если она скажет ему хоть слово, даст понять о своих подозрениях, это унизит ее. Но на каждый его жест, каждое слово и поступок она теперь смотрела другими глазами – ясными и безжалостными. Пелена, образовавшаяся за годы на глазах, на рассудке, на чувствах, вдруг спала и обнажила душу трепетную, требовательную и беззащитную. А беззащитность, вооруженная правотой, нередко становится страшной силой.