Марио Варгас Льоса - Похождения скверной девчонки

— Проклятые идиоты добьются одного — власть снова захватят военные, им ведь прямо на блюдечке с голубой каемочкой подносят повод для путча. А нам опять лет восемь, а то и десять придется жить при военной диктатуре. Чего им вздумалось устраивать революцию в такой стране, как наша, в стране, где у власти стоит гражданское правительство, которое, кстати сказать, перуанские олигархи в один голос — возьми любую газету, хотя бы «Пренсу» или «Комерсио», — называют коммунистическим, потому что оно намерено провести аграрную реформу. Перу — это воплощение хаоса, племянник, и ты хорошо сделал, что перебрался в страну, где все по-картезиански упорядочено и ясно.

Дядя Атаульфо был высокого роста, носил большие усы и ходил всегда в костюме-тройке с галстуком-бабочкой. Жену его звали Долорес, и эта добрейшая женщина вот уже много лет тяжело болела, а он преданно за ней ухаживал. Они жили в окружении книг и пластинок в прелестном домике на Оливар-де-Сан-Исидро. Я получил приглашение к ним на обед, но с тем, чтобы остаться еще и на ужин. Тетя Долорес смирилась со своей болезнью и нисколько не озлобилась. Она развлекала себя игрой на пианино и смотрела телесериалы. Когда мы вспомнили тетю Альберту, она разрыдалась. Детей у них не было. Дядя держал собственную адвокатскую контору и, кроме того, преподавал торговое право в Католическом университете. Он собрал хорошую библиотеку и горячо интересовался внутренней политикой, не скрывая своих симпатий к демократическим преобразованиям, которые, как он считал, символизирует собой Белаунде Терри. Он очень хорошо меня встретил и сделал все, что можно, чтобы ускорить оформление нужных бумаг, при этом ни копейки не взял за услуги: «Что ты, что ты, племянник, я так любил Альберту и твоих родителей». Это были нелегкие дни, заполненные тошнотворными хождениями по нотариусам и судьям, когда я носил и носил какие-то документы, блуждая в похожих на лабиринты коридорах Дворца правосудия, после чего мучился бессонницей и со все большим нетерпением мечтал вернуться в Париж. В свободные минуты я перечитал «Воспитание чувств» Флобера, потому что теперь мадам Арну, героиня романа, отождествлялась в моем воображении со скверной девчонкой. Как только я уплатил все налоги на наследство и погасил кое-какие счета тети Альберты, дядя Атаульфо сообщил мне, что, продав квартиру и мебель, я получу где-то около шестидесяти тысяч долларов или даже чуть больше. Кругленькая сумма, о которой прежде я и мечтать не мог. Теперь же, благодаря тете Альберте, у меня появился шанс купить маленькую квартиру в Париже.

Едва вернувшись во Францию, едва поднявшись в свою мансарду, я кинулся звонить мадам Робер Арну.

Она назначила мне встречу на следующий день и сказала, что, если угодно, мы можем вместе пообедать. Я подождал ее у выхода из «Французского альянса» на бульваре Распай, где она занималась на ускоренных курсах французского языка, и мы пошли в «Куполь» на Монпарнас есть curry d'agneau. [22] Карри из молодого барашка ( фр. ). Одета она была просто: брюки, легкая куртка и босоножки. В ушах яркие серьги в тон бусам и браслету, сумка через плечо. Каждый раз, когда она поворачивала голову, ее волосы задорно взлетали. Я поцеловал ее в щеку, потом поцеловал ей руки, а она встретила меня словами: «А я думала, что ты приедешь совсем черный, ведь в Лиме-то теперь лето!» Она и вправду превратилась в очень элегантную женщину: с большим вкусом сочетала цвета и умело пользовалась макияжем. Я все никак не мог привыкнуть к случившимся в ней переменам и ошалело разглядывал свою давнюю знакомую. «Только ничего не рассказывай мне про Перу», — сразу предупредила она таким тоном, что я не рискнул поинтересоваться причиной запрета. Зато рассказал ей про полученное наследство. А не поможет ли она мне подыскать квартиру?

Она радостно захлопала в ладоши.

— Как здорово, пай-мальчик. Я помогу тебе и обставить, и украсить ее. У меня уже есть опыт в таких делах, я ведь совсем недавно обустраивала свое жилье. И сделала все очень красиво, вот посмотришь.

Затем несколько недель подряд, когда у нее заканчивались уроки французского, мы ходили по агентствам недвижимости и смотрели квартиры в Латинском квартале, на Монпарнасе и в Четырнадцатом округе. Наконец мне приглянулась двухкомнатная квартира с маленькой кухней на улице Жозефа Гранье, в доме ар-деко тридцатых годов постройки, с фасадом, украшенным геометрическими фигурами — ромбами, треугольниками и кругами. Рядом располагалась Военная школа, то есть это был Седьмой округ, совсем близко от ЮНЕСКО. Квартира была в хорошем состоянии, но окна выходили во двор, и лифт пока только монтировали — поэтому приходилось пешком подниматься на пятый этаж. Зато там было много света, потому что, помимо двух огромных окон, имелось еще большое окно в потолке, через которое я мог любоваться парижским небом. Квартира стоила около семидесяти тысяч, но я без малейших затруднений получил кредит на недостающую сумму в банке «Сосьете женераль», где держал свои деньги. В те недели, подбирая квартиру, и потом, пока я приспосабливал ее для жизни: мыл, красил и обставлял мебелью, покупая что в «Самаритен», а что и на Блошином рынке, — я виделся с мадам Арну каждый день, с понедельника по пятницу — на выходные она выезжала с мужем за город. Мы встречались сразу после ее курсов и расставались только часа в четыре, а то и в пять. Вся эта суета доставляла ей массу удовольствия, а заодно она совершенствовала свой французский, беседуя с маклерами из агентств по недвижимости и консьержками. И вообще буквально светилась счастьем, так что можно было подумать — о чем я ей не преминул сказать, — будто квартира, которую она благоустраивает, предназначена для нашей с ней совместной жизни.