Исаак Башевис Зингер - Рассказы

Можете не сомневаться, что сыновья Аббы сделали все, что было в их силах, для спасения старого отца. Узнав, где он примерно находится, они кинулись в Вашингтон и с великими трудностями выхлопотали для него визу, а затем перевели американскому консулу в Бухаресте деньги, умоляя помочь их отцу. Консул направил к Аббе курьера, и старика посадили на поезд, идущий в Бухарест. Там он пробыл неделю, после чего его перевезли в какой-то итальянский порт, постригли, вывели вшей, пропарили одежду. Он попал на последний корабль, направлявшийся в Соединенные Штаты

Путешествие было долгое и мучительное. Поезд из Румынии в Италию тащился с перевала на перевал около полутора суток. Аббе дали в дорогу еду, но, боясь невольно согрешить, и съесть что-то некошерное, он вовсе не ел в пути. Таллит и тфиллин потерялись, а вместе с ними он утратил всякое ощущение времени и более не мог отличить, субботу от остальных дней недели. Получилось так, что он был единственным евреем на корабле. Был там еще один пассажир, знавший немецкий язык, но Абба его не понимал.

Во время перехода через океан разыгрался шторм. Абба почти все время пролежал на койке, его часто тошнило, хотя он ничего в рот не брал, кроме сухарей и воды. Неумолчный вибрирующий шум двигателей, долгие тревожные сигнальные гудки мешали спать. Муки адовы! Дверь каюты непрерывно хлопала, будто на ней качался Сатана, Стекло шкафчика тряслось и звенело, стены ходили ходуном, палуба, словно люлька, летала из стороны в сторону.

Днем Абба почти все время глядел в окошко над койкой. Корабль то взлетал, точно старался забраться на небеса, а разорванное небо падало, как если б мир вернулся к первозданному хаосу, то обваливался вниз, в океан, и тогда твердь небесная вновь отделялась от вод, как описано в Книге Бытия. Волны были адского желто-черного цвета. Они зубьями уходили к горизонту, подобно горной гряде, напоминая Аббе строки псалма: "Горы скакали, как бараны, холмы — как барашки". Затем они бросались обратно, точно в чудесном "разделении вод". Абба мало учился в своей жизни, но библейские образы так и лезли ему в голову. Он видел себя пророком Ионной, бежавшим от Господа, ведь он тоже лежал во чреве китовом и, подобно Ионе, молил Господа о спасении. Вдруг ему начинало казаться, что это вовсе не океан, а бескрайняя пустыня, кишащая гадами, чудищами, драконами, — такая, как описано во Второзаконии. По ночам он не мог сомкнуть глаз. Вставая, чтобы облегчиться, он ощущал такую слабость, что терял равновесие. С превеликим трудом он поднимался и на подгибающихся ногах, потерянный, блуждал по узкому извилистому коридору, звал на помощь, пока какой-нибудь матрос не приводил его назад в каюту. Всякий раз, когда это случалось, он был уверен, что умирает и его даже не похоронят как порядочного еврея — просто выбросят в океан, и все. Он истово каялся в грехах, ударяя себя в грудь узловатым кулаком и приговаривая: "Прости меня. Господи!" Поскольку он не мог вспомнить, когда пустился в это путешествие, то не имел ни малейшего понятия о том, когда оно закончится. Корабль уже входил в нью-йоркскую гавань, но Абба не ведал об этом. Он увидал громадные дома и башни, но принял их за египетские пирамиды. Какой-то высокий человек в белой шляпе, войдя в каюту, что-то прокричал ему, но он остался безучастен. Наконец, ему помогли одеться и вывели на палубу, где уже ждали сыновья, невестки, внуки и внучки. Абба был сбит с толку: толпа польских помещиков, графов и графинь, гойских мальчиков и девочек скакала вокруг него, обнимала, целовала и кричала на странном языке идиш, не идиш. Наконец, они увели, а точнее унесли его с палубы и усадили в машину. Подъехало еще несколько машин, с родичами Аббы, и все стрелой помчались мимо мостов, рек, крыш. Словно по воле какого-то колдуна здания вырастали и исчезали, некоторые из них доставали до небес. Целые города лежали, распластавшись, перед ним; Аббе пришли на память Питом и Рамсес. [85] Питом (Лифом) и Рамсес — египетские города, при строительстве которых использовался труд обращенных в рабство евреев (см. Исход, 1:11). Машина неслась так, что прохожие, казалось, бежали вспять. В воздухе чувствовалась гроза; все было громадное, ревущее, какая-то свадьба на пожарище, пир во время чумы. Народы обезумели. Повсюду шли языческие игрища…

Сыновья теснились вокруг него. Он видел их в тумане и не узнавал. Светловолосые коротышки. Они кричали, словно он был глухим.

— Я — Гимпель!

— Гецель!