Исаак Башевис Зингер - Рассказы

Я зажег все лампы, накрыл труп пледом и принялся размышлять, как покончить со своей идиотской жизнью. Умереть возле нее значило создать видимость двойного самоубийства. Даже если такое учинить водиночку, и то делается стыдно от того, что могут подумать об этом или сказать. Сильнее смерти вовсе не любовь, а желание сохранить престиж. Я глянул на часы. Было десять минут четвертого. Так я стоял озадаченный, проклиная минуту, когда явился на свет Божий, как вдруг в дверь позвонили. Я был уверен, что это полиция. Им ничего не стоило обвинить меня в убийстве. Я не пошел открывать, но звонки стали настойчивей и сильней. Я ни на минуту не сомневался, что следующим этапом будет вышибание дверей. Не спросив, кто звонит, я открыл дверь. Это была Нина.

Она опоздала на поезд. Нина была специалистом по части опозданий на поезда, в театры и на свидания. Она сказала, что других проходящих поездов не было и ей пришлось вернуться домой. Но среди ночи ее охватило желание побыть со мной. А может быть, она подумала, что ей удастся застукать меня с соперницей и выцарапать ей глаза. Как ни странно, я был просто счастлив увидеть Нину. Находиться один на один с покойником в таких обстоятельствах настолько мучительно, что в сравнении с этим бледнеют любые неприятности от скандалов. "Почему горят все лампы?" — спросила Нина. Потом бросила взгляд на постель и воскликнула: "Совершенно незачем ее прятать!" Она подбежала к кровати и хотела было сдернуть плед, но я схватил ее за руки и выпалил: "Нина, там лежит труп!" По моему лицу она поняла, что это не ложь. Я ожидал, что она закатит жуткий дебош и перебудит всех соседей. Нине хватало одного вида мышонка или таракана, чтобы впасть в истерику. Но в этот момент она внезапно успокоилась и, казалось, выбросила из головы все свои бредни. Она спросила: "Труп? Чей?" Когда я сказал, что это — Тереза Штайн, она начала смеяться, но не истерически, а как здоровый человек смеется удачной шутке. Я сказал: "Нина, я не шучу. Тереза Штайн умерла в моей постели".

Нина знала Терезу Штайн. Ее знала вся интеллигентная Варшава. Она не верила мне до тех пор, пока я не открыл сумочку Терезы и не показал Нине паспорт. При русских всем надо было носить при себе паспорта, даже женщинам.

— Как же вы никогда об этом не написали? — спросил я Макса Перского.

— До сей минуты никто не слышал всей правды. Слишком многие знали Терезу Штайн.

Он прикурил еще одну сигарету. Был уже вечер. Луна желтела, точно медяшка.

— Какой рассказ мог бы из этого получиться! — сказал я.

— Может быть, в один прекрасный день я его и напишу, но только в старости, когда ни одна душа в Варшаве уже не будет помнить Терезу Штайн. Осталось ждать совсем немного. Однако позвольте рассказать вам, чем это кончилось. Нина с готовностью пришла мне на помощь и разработала целый план. Мы без труда могли бы закончить свои дни в Сибири или на виселице, но в такие минуты становишься безрассудно храбрым. Мы надели на труп Терезы все, в чем она пришла. Привратнику мы решили сказать, что у женщины разыгрался желчный пузырь, и мы везем ее в больницу. Привратником у нас служил старый пьянчужка; открывая ворота, он никогда не зажигал свет. Стягивание с Терезы Штайн ночной рубашки и обряжение ее во все панталончики и прочие штучки почти доконало нас. Не тело, а сущие руины! Когда она была одета, я поднял ее и потащил вниз по трем темным лестничным пролетам. Она не была тяжелой, однако я чуть было не нажил грыжу. Нина помогала мне, придерживая труп за ноги. Как такая истеричка могла все это проделать, для меня остается загадкой по сей день. Никогда, ни до, ни после этого, она не была такой нормальной, или я бы сказал — сверхнормальной. В темной подворотне я поставил труп на ноги, прислонив к стене. Голова скатилась мне на плечо, и мне на мгновение показалось, что Тереза жива. Нина постучала в окошко привратнику, послышался скрип двери и брюзжание человека, разбуженного среди ночи. Вздыхая и чертыхаясь, он открыл ворота, и мы с Ниной потащили труп стоймя, взяв его под руки. Я даже умудрился дать привратнику на чай. Он ничего у нас не спросил, а мы ему ничего не сказали. Попадись нам по дороге полицейский, не сидел бы я тут с вами. Но на улице не было ни души. Мы подтащили труп Терезы к ближайшему углу и аккуратно опустили на тротуар. Рядом я положил ее сумочку. Все заняло не более нескольких минут. Я так оцепенел, что не знал, как мне поступать дальше. Нина увела меня к себе домой.

Существует старое присловье, что безупречно совершенного убийства не бывает. То, что мы проделали той ночью, обладало всеми качествами идеального преступления. Задуши мы на самом деле Терезу, более удачно это было сделать невозможно. Правда, мы оставили, конечно, отпечатки пальцев, но в ту пору в Варшаве техника дактилоскопии была еще не известна. Русскую полицию мало волновало, что какая-то старуха была найдена на улице бездыханной. Ее увезли в морг. Когда евреи узнали, что Терезу Штайн обнаружили уже мертвой, руководство общины позаботилось о том, чтобы ее приняли в комнату для омовения при кладбище на улицеГеся без вскрытия. Я, конечно, узнал об этом потом. Вы не поверите, но ту ночь — или то время, которое осталось от ночи — я проспал с Ниной, и все было как обычно. В ту пору у меня были еще крепкие нервы. К тому же я выпил полбутылки водки. Вот уж, действительно, наш организм всегда ведет себя непредсказуемо.