Уильям Хоффер - Только с дочерью

Я уже сама не понимала, что принимала, а что отвергала в религии Махмуди. Я знала только одно – мною двигало отчаяние.

Махмуди охотно согласился принять участие в паломничестве. У него тоже были свои желания.

До Мешхеда мы долетели быстро, и из аэропорта Махмуди заторопился на такси, чтобы ехать в гостиницу. Они с Резой забронировали номера в самом лучшем городском отеле.

– Что это такое? – пробормотал Махмуди, когда мы вошли в нашу холодную, сырую комнату.

Кровать была в буграх. Облезлый кусок материи на окне служил занавесью. В серой штукатурке стен, к которым десятки лет не прикасалась кисть маляра, зияли щели. Ковер был до того грязный, что мы не решились ступить на него босиком. А из туалета омерзительно несло.

«Люкс» Резы и Ассий, соседствовавший с нашим, был не лучше. Мы решили сразу же отправиться к гробнице – отчасти из религиозного рвения, отчасти чтобы побыстрее убраться из отеля.

Мы с Ассий облачились в аббах, взятый напрокат для такого случая. Это арабское покрывало типа чадры, но только с эластичной тесемкой, которая удерживает его на голове. Мне, не привыкшей к чадре, справиться с аббахом было гораздо проще.

Все вместе мы пошли к мечети, расположенной примерно в пяти кварталах от гостиницы; на улицах было полно торговцев, наперебой расхваливавших свой товар – четки и молитвенные камни. Иные продавали красивое шитье и драгоценности, сработанные из бирюзы. Повсюду из громкоговорителей неслись молитвы.

Мечеть, украшенная фантастическими куполами и минаретом, была самой грандиозной из всех, что я когда-либо видела. Протиснувшись сквозь толпу правоверных, мы остановились у бассейна перед входом, чтобы совершить омовение перед молитвой. Затем гид провел нас через большой двор и показал различные помещения, где полы были устланы изысканнейшими персидскими коврами, а на стенах висели гигантские зеркала, обрамленные серебром и золотом. Источником света служили хрустальные люстры колоссальных размеров; отражавшийся в зеркалах свет слепил глаза.

По мере приближения к хараму мужчины и женщины разделились. Мы с Ассий, волоча за собой Мариам и Махтаб, пытались пробраться к гробнице сквозь толпу самозабвенно кающихся грешников, так как следовало просить у Бога исполнения желаний, коснувшись гробницы, но всякий раз нас грубо отталкивали. Наконец мы отошли и стали молиться.

Через некоторое время Ассий решила попробовать еще раз. С Мариам на руках она вклинилась в толпу паломников. Благодаря своему упорству она таки пробилась к хараму и, подняв Мариам над головами, поднесла ее к гробнице, которой та коснулась.

Узнав об этом, Махмуди разозлился на меня за то, что я не предоставила ту же возможность Махтаб.

– Завтра сведешь туда Махтаб, – велел он Ассий.

В религиозном экстазе прошло три дня. Мне все же удалось протиснуться к хараму, и, коснувшись гробницы, я горячо молила Аллаха, чтобы он исполнил мое единственное желание – вернул нас с Махтаб в Америку до папиной кончины.

Паломничество произвело на меня большое впечатление, по-настоящему приблизив меня к религии Махмуди. Возможно, причиной тому было мое отчаяние в сочетании с гипнотическим воздействием атмосферы мечети. Как бы то ни было, я поверила в силу харама. Наступил четвертый, и последний, день нашего пребывания в Мешхеде, и я решила повторить священный ритуал, всецело отдавшись своему религиозному чувству.

– Я хочу пойти к хараму одна, – сказала я Махмуди.

Он ни о чем не стал меня спрашивать. Моя набожность не вызывала сомнений. Он слегка улыбнулся в знак одобрения происшедшей со мной метаморфозы.

Спозаранок, когда все остальные только просыпались, я вышла из гостиницы и отправилась вознести свою последнюю и самую страстную молитву. Войдя в мечеть, я с радостью увидела, что опередила большинство паломников. Я легко прошла к хараму, сунула какому-то человеку в тюрбане несколько риалов – он согласился помолиться за исполнение моего не высказанного вслух желания – и долго, погрузившись в глубокий транс, сидела около гробницы. Вновь и вновь я обращала к Аллаху свою мольбу и вдруг почувствовала, как на меня снизошло странное чувство успокоения. Каким-то таинственным образом я поняла, что Аллах-Бог исполнит мое желание. Вскоре.

Кусочки головоломки начали складываться в единое целое у меня в голове.

Однажды Махмуди привел нас к Амех Бозорг, но не потрудился переодеться в традиционную пижаму для гостей. Он остался в костюме, и через несколько минут между ним и его сестрой завязалась резкая перепалка. Они перешли на диалект своего детства – шуштари, поэтому ни я, ни Махтаб не понимали ни слова, но догадались, что это было продолжением какого-то давнего спора.