Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди

– Я все говорю о себе, а ведь у меня есть возможность, которую мало кто имеет. Я хочу спросить, каково быть президентом Соединенных Штатов? Держу пари, что это ужасно, – сказала она так искренне, что Кеннеди рассмеялся.

– Было ужасно, – признался он, – но становится лучше.

– Вам так не повезло, – заметила Ланетта.

– Но мне начинает везти, – возразил Кеннеди. – И в политике, и в личной жизни.

Их обоих смутила откровенность этого признания. Кеннеди поспешил загладить неловкость, но сделал это не самым лучшим образом.

– Я потерял жену и дочь. Возможно, вы напоминаете мне дочь. Не знаю.

Когда они прощались, он наклонился к ней и, не удержавшись, коснулся губами ее губ. Она не ответила на поцелуй, и он спросил:

– Мы пообедаем еще раз?

И она, уже полюбившая его, хотя и не уверенная в этом, только кивнула.

Она смотрела из окна и поразилась тому, что обычно тихая улица стала столь оживленной. Когда Кеннеди выходил из дома, впереди него шли двое, а четверо следовали сзади. Его ожидали две машины, вокруг каждой было еще четверо мужчин. Кеннеди сел в одну из машин, и она рванула вперед. Чуть поодаль на улице стояла еще одна, которая поехала впереди машины Кеннеди. Другие машины последовали за ними, а люди свернули за угол и исчезли. Для Ланетты это выглядело оскорбительной демонстрацией власти. Надо же, чтобы одного человека так ревностно охраняли! Она стояла у окна, борясь с этим чувством, а потом вспомнила, каким добрым и внимательным он был в этот вечер.

В Вашингтоне Кристиан Кли включил свой компьютер и прежде всего стал смотреть досье на Дэвида Джатни. Ничего нового там не было. Затем он спросил досье на Сократов клуб, который держал под компьютерным наблюдением. Здесь только одно событие представляло интерес – Берт Оудик вылетел в Шерабен под предлогом планирования города Дак. Работу Кристиана Кли прервал телефонный звонок от Юджина Дэйзи.

Президент Кеннеди хотел, чтобы Кристиан Кли приехал в Белый дом на завтрак, который будет сервирован в спальне. Кеннеди весьма редко устраивал совещания в своей квартире.

Джефферсон, личный дворецкий президента и сотрудник Службы безопасности, накрыл стол для завтрака и скромно удалился в буфетную, чтобы вновь появиться, как только его вызовут звонком.

– Ты знаешь, – как бы мимоходом спросил Кеннеди у Кристиана, что Джефферсон был хорошим студентом и замечательным спортсменом? Джефферсон никогда не потерпит грубости ни от кого. Помолчав, Кеннеди продолжил. – Кристиан, каким образом он стал дворецким?

Кристиан понял, что должен сказать правду.

– Он к тому же еще и лучший сотрудник Службы безопасности. Я сам завербовал его специально для этой работы.

– Остается вопрос, на кой черт ему эта работа? Да еще в качестве дворецкого?

– Он имеет очень высокое звание в Службе безопасности, – ответил Кристиан.

– Да, да, и все-таки, – настаивал Кеннеди.

– Я провел весьма секретный отбор для этой работы. Джефферсон оказался лучшим кандидатом и теперь возглавляет Службу безопасности в Белом доме.

– И тем не менее, – продолжал Кеннеди.

– Я обещал ему, что прежде, чем ты покинешь Белый дом, я устрою ему назначение в министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения. Работа с пеленками.

– Это умно, – заметил Кеннеди, – но как будет выглядеть его послужной список – от дворецкого к пеленкам. Как мы можем осуществить это?

– В послужном списке он будет числиться моим помощником, – ответил Кристиан.

Кеннеди поднял кофейник, разрисованный орнаментом с орлами.

– Пойми меня правильно, – сказал он, – но я заметил, что все люди, обслуживающие меня в Белом доме, очень хорошо справляются со всеми обязанностями. Они все состоят в Службе безопасности? Это было бы невероятно.

– Специальная школа и особое обучение, обращенное к их профессиональной гордости, – сказал Кристиан. – Нет, не все.

Кеннеди расхохотался.

– Даже повара?

– Особенно повара, – улыбнулся Кристиан. – Все повара сумасшедшие.

Как и многие, Кристиан всегда прибегал к шутке, чтобы дать себе время подумать. Он знал манеру Кеннеди подготавливать почву для перехода к опасным моментам, выказывая юмор и осведомленность, которой он, казалось, не располагал.

Они продолжили завтрак, во время которого Кеннеди изображал, как он это называл, «мамочку», передавая блюда и накладывая еду. Фарфор, за исключением особого, принадлежавшего Кеннеди кофейника, был великолепен, с изображением синей президентской печати, хрупкий, как яичная скорлупа. В конце завтрака Кеннеди как бы мимоходом сказал: