Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).

- Д-до свидания, Станислав С-сергеевич, - голос дрожит, гадство…

И иду обуваться-одеваться… Гад зеленоглазый! Скотина. Кончилось моё терпение, достал… Во, тоже в прихожую выперся, гад…

- Грэг, ну ты что, - обиделся? Зря, самурай.

Я продолжаю шнуровать ботинки, на гада не смотрю… шмыгаю носом, - вот же чёрт, - только бы С.С. не вышёл…

- Гри-иш…

Я поднимаюсь с корточек, тянусь к вешалке за своей курткой. Молча. Главное, сейчас мне на него не смотреть, а то разревусь… а сам жду, что он меня просто-напросто затащит в комнату, там я дальше обижаться буду, а он прощения у меня запрос…

- Ну, и вали! Но учти, это насовсем! Вали!.. Эх…

Илья резко разворачивается, и в одно движение исчезает, но не в комнату, - ну да, там же Стас! - в ванную спрятался, гад… Я стою, куртку охапкой к груди прижал, растерянно, сквозь первые слезинки смотрю в дверь, за которой спрятался Илья. Стас ко мне вышел…

- Гриша, не надо…

- А чо он… такой га-ад… - шепчу я, и слёзы уже льются вовсю!

С.С. подходит совсем близко, - медлит, - и тогда я сам тычусь носом ему в грудь, - в его колючий свитер, - Стас снова медлит, - я всхлипываю, - Стас наконец-то меня осторожно обнимает, - я прижимаюсь к свитеру лицом сильнее, - я плачу…

- Илья! - громко говорит С.С., я слышу его голос не ушами, их у меня заложило, от обиды, что ли, я слышу этот окрик из груди Стаса, из его свитера всем своим лицом, и этот окрик тоже, как и свитер, колючий… - Выйди! Ил, сейчас же выйди!

Пауза, - я затаился у С.С. на груди… вышел, гад. Это мне и слышать не надо, я зеленоглазого научился просто чувствовать, всем телом…

- Извинись, Илья, - теперь уже негромко говорит Стас, негромко, и с угрозой, и я совсем затихаю, даже всхлипывать боюсь, ведь что-то очень серьёзное сейчас у нас троих происходит… - Извинись, и по-настоящему, без шуточек. Сам, что ли, не видишь, идиот? Ну?

Да, только так! Я отнимаю заплаканное лицо от груди Стаса:

- Да! Извинись! Ты что, совсем, что ли, - охренел, что ли, совсем? Я ж просил тебя, а ты обещал, что никому… Как же так, зачем ты так со мной? Нельзя же… Я же к тебе… по-настоящему, а ты… как гад ты со мной… - я снова прячу лицо в свитере у Стаса, и глухо, накалывая губы, говорю в этот колючий свитер: - И ты по-настоящему извинись, только так…

Да, научился я его чувствовать, - вот он сейчас подходит… да, поднимает руку, сейчас он мне её… да, кладёт её мне на плечо, гладит, гад зеленоглазый… опускает свою ладонь мне на лопатки… гад… я дёргаю плечом, всхлипываю… - мне хорошо, - какая сладкая боль в груди… - а Илюха руку не убирает, и я чувствую, что она у него ласковая, - хорошо…

- Э-хе-хе… Пусти его, Стаська… Гришка, иди ко мне.

С.С. меня отпускает, я, ни на кого не глядя, поворачиваюсь к гаду, и уже ему, гаду зеленоглазому, тычусь носом в гитарный изгиб его плеча и шеи, выпустив куртку на пол, упираюсь ему, гаду, своей правой ладонью в грудь, в его крепкую, рельефную, - нравится мне, - грудь, чувствую под ладонью его камуфлированную «под город», серую в тёмных разводах футболку, чувствую, как подрагивает от ударов его верного сердца эмблема с золотой звездой и Земным шаром, с выпуклыми золотыми буквами I.P.S.C. - эмблема Международной Конфедерации практической стрельбы, - и… блядь, как же, всё-таки, я его, гада зеленоглазого, люблю… гадского, зеленоглазого гада…

- Боги! Что же мне за испытания такие всю жизнь? Почему мне всегда настоящие люди попадаются, так бы послал бы… Гришка, прости ты меня! Самурай, я скотина, но ты меня прости… Я не знаю, почему я так себя повёл, но ты прости меня, Гриша… Тихонов…

Да простил я тебя! Обидно же просто!

- Илюшка, я тебя… но ведь обидно же… Знаешь, как обидно, - зачем ты так?

- Ой, да не знаю я, зачем я так! Если бы я знал… Прости. Я же тебя… Я тебя люблю, Гриш, наверно поэтому. Стась, я люблю его, если он меня не простит, то я не знаю что. Гриш…

- Простил он тебя, скотину! А зря… Гриша, дай-ка, я куртку твою повешу.

Да, хорош, чего это я… Перед С.С. неудобно же, как плакса я, - но ведь этот, гад, достал… умыться, что ли, надо пойти…

- Иди, умойся, самурай. Ух, ты, - футболку мне заревел всю!.. М-м, Стась, а нам обедать не пора?

- Кому о чём…

Я, умывшись, осторожненько захожу на кухню, осторожненько усаживаюсь на своё место, - давно определилось у меня уже своё место на этой кухне, - стараюсь смотреть исключительно на Улана, - тот на своём месте, у мойки, караулит подходы сразу и к холодильнику, и к своей миске, - мне стыдно. Стыдно, что разревелся, стыдно, что обиделся, - ну а что на гада обижаться? - и стыдно не перед Илюхой, - да ну, - стыдно перед С.С.