Владимир Спектр - Face control

– Привет, как дела? – Таня сияет, как бы от радости встречи.

– ОК, был в «Пропаганде».

– Ну и как там?

– Нормально, но слишком много левого народа.

– Да здесь тоже лохов хватает. В Москве вообще мало правильных людей. А этих приходится не замечать.

– Не замечать и отрицать. Ты, кстати, не видела Бурзум?

– Да нет, может быть, она в «Шанс» поехала, с пидарской тусой. – Таню явно напрягает беседа. Она медленно пятится в сторону танцпола. – Пойду, а то меня ждут.

03:12. «Шанс». Я уже настолько пьян, что перестаю реагировать на приветствия знакомых. Слабость охватывает меня, я с трудом поднимаюсь на второй этаж, в комнату с аквариумом. В аквариуме плавает голый Валерик – мальчик, у которого мы с Бурзум периодически берем кислую или пи-си-пи. Я машу рукой. Валерик не видит и продолжает увлеченно плескаться. Перевешиваюсь через край аквариума и пытаюсь выловить его руками. Секьюрити оттаскивают меня и грозят выкинуть из клуба. Валерик наконец замечает меня. Он вылезает и, оставляя мокрые следы, подходит ко мне.

– Ты чего бузишь, Мардук? – Он улыбается и подставляет щеку для поцелуя. – Я же говорил, что на этой неделе ничего не будет.

– Слушай, Валерик, ты Бурзум не видел?

– Да нет, я ее последний раз неделю назад видел вместе с тобой. Убрались вы тогда в хлам, я вам скажу, как вас таких мусора не приняли?

Не попрощавшись, бреду к выходу. Жизнь кажется мне лишенной смысла, я невыносимо страдаю от жалости к самому себе. «Меня никто не любит, я никому не нужен», – думается мне на улице. Тошнота подступает к самому горлу. Пытаясь прийти в себя, склоняюсь над своим собственным отражением в луже темного стекла. Ненавижу блевать!

04:00. Не понимаю, что со мной. Где-то слева, под оранжевой рубашкой Roberto Cavalli злобный божок ухватил мое сердце. Маленький вьетнамский Ианг Ле царапает своим ножом мой бедный митральный клапан. Где ты, верховный бог Аедие, призванный усмирить соперника? Тишина на вьетнамском Олимпе. Спит, что ли, этот блядский Аедие?

Казалось, я не знаю, что такое ревность. Первая школьная любовь, студенческие романы, Света, любовницы и подруги – Ианг Ле не появлялся. Мне изменяли, и я изменял, не придавая этому никакого значения. Все честно.

Я любил жизнь во всех ее проявлениях, любил разных женщин: блондинок и брюнеток, худых и полных, грустных и веселых, блядских и недотрог, добрых и злых. Я ничего не имел против, если она поступала так же: я уважал свободу.

Ебаные феминистические тенденции задушили мои инстинкты. Мои предки переворачивались в своих могилах. «Ну что же, – казалось мне, – мир развивается, инстинкты отмирают, мораль приобретает новые формы».

Все изменилось, когда появилась Бурзум. Вернее, нет – чуть позже. Вначале все было как обычно: неожиданный секс после общей пьянки, нечастые случки раз от раза. Потом мы начали общаться. Разговаривать. Гулять по городу. Ходить в кино, короче, сближаться. В первый раз я видел столь родственную мне душу. Боже мой, она мыслила как я или почти как я. Мир – это супермаркет, мы должны наполнять свои корзины. Окружающие созданы, чтобы мы их употребляли. Каждого по своему назначению. Большинство из происходящего с нами, вокруг нас – ничтожно и ничего не значит. Мы выше толпы, выше общественного мнения. Наша философия – непричастность, вселенский похуизм, ненависть и отрицание. Мир должен нам за то, что мы есть, за то, что мы удостоили его своим рождением. Мы гениальны и непревзойденны, но мир не достоин нашего превосходства. Мир еще не созрел. Мы обладаем всем, чем может обладать сверхчеловек: интеллектом, склонностью к саморазвитию, безупречным вкусом. Мы всегда правы, мы никогда не терзаемся самокопаниями Раскольникова. С детства в нас заложено осознание нашей правоты.

С того момента, когда наши жизненные позиции были уяснены и совпали, сближение превратилось в близость. Вместе с тем я понял: мы обречены. Два божества могут только противостоять друг другу. Мардук создает четыре злых ветра и семь бурь против одиннадцати чудовищ войска Тиамат. Мардук побеждает, убивая, и лишь позже, оставшись в одиночестве, творит мир.

С пониманием пришла ревность. Простое чувство первобытного человека. Бурзум была моей добычей, и я бесился от невозможности утащить ее в свою пещеру. Когда она внезапно пропадала, я терял аппетит, переставал думать о деньгах, не веселился в тусовке. Все казалось пресным и не имеющим смысла. Знать, где, с кем и как проводит свое время Бурзум, стало смыслом моего существования.