Владимир Спектр - Face control

– Приезжай, пожалуйста, к нам, – сказал он, – обсудим, как сделать, чтобы вас не выперли.

Тащиться по темным, занесенным колким, хрустящим снегом улицам, поскальзываясь на замерзших лужах, мне не улыбалось.

– Извините, – сказал я отстраненно, – к сожалению, это не входит в мои планы.

– Тогда в мои планы, – проговорил отец Джона злобно, – входит немедленно уведомить твоих предков о случившемся, а когда мы разберемся с вашим отчислением, то пальцем о палец не ударить, чтобы спасти твое студенчество.

Маленький, наивный мальчик, только пробующий на вкус настоящую жизнь, я тут же сдался и помчался к Джону. Сейчас уже не помню, о чем мы говорили, какую тактику избрали и как, в итоге, добились восстановления на курсе. Запомнилась только грязненькая квартирка на окраине, перепуганные лица нашкодивших однокашников и целая свора бультерьеров. Эдуард Иосифович был знатным собачником. Повсюду был запах, отвратительнейшая псиная вонь, рычание, лай и лужицы собачьей мочи. «Все медали на выставках берут», – гордо сказал мне Саша, и тогда я окончательно понял, что от дружбы надо избавляться. Я никогда не любил животных.

К тому же моя мгновенная слабость и рабская покорность запали глубоко в душу, и я тут же возненавидел всех, замешанных в ситуации: растерянных студентов, тупых крысовидных псин, их хозяина и самого Джона. Даже сейчас вспоминаю об этом случае с отвращением.

Думаю, что причиной такой зацепленности служит иррациональность моего рассудка, так как для большинства нормальных людей подобная проблема яйца выеденного не стоит и не заставляет задуматься дольше чем на миг.

Я набираю номер Джона, к телефону долго никто не подходит, наконец какая-то женщина говорит:

– Алло.

– Здравствуйте, Сашу можно попросить?

– Здравствуйте, а кто говорит? – Ей, скорее всего, за пятьдесят, голос уставший и рассохшийся, как старая деревяшка.

– Это его сокурсник. Хотел поздравить с днем рождения.

– Помню ваш голос, а вы меня не узнаете?

– Анна Михайловна! – И как только устроена человеческая память, в нужную минуту подвертывающая под руку всех этих Анн Михайловн, Марий Петровн и Анатолиев Яковлевичей, слышанных, может, раз в жизни и никогда не виденных.

– Да, да. Спасибо за поздравления, а вы разве не знаете…

– Что?

– Саша умер полгода назад.

– Как умер, от чего?

– Врачи говорят, что-то с сердцем. Пришел домой после работы, мы с ним поболтали по телефону, а потом умер. Я на следующий день забеспокоилась, что он не звонит, вы же знаете, он такой заботливый, каждый день со мной разговаривал и приезжал часто, а тут тишина и к телефону не подходит, я открыла дверь своим ключом и… – Голос всхлипывает и замолкает.

– Я приношу свои соболезнования, – банальный, но, увы, необходимый штамп.

– Может, заедете, – спрашивает Анна Михайловна, – кофе попьем.

Ужасаюсь, представляя себя в квартире покойного. На лбу выступает пот, так это неприятно, вплоть до болезненных физических ощущений.

– Нет, простите, я вообще звоню не из Москвы.

– Жаль, – говорит Анна Михайловна и неожиданно добавляет: – Знаете, я очень хороший кофе варю. Кофе должен быть как поцелуй – горячий, крепкий и сладкий. Вернетесь в Москву, обязательно приезжайте.

– Конечно, конечно, – бормочу скороговоркой и вешаю трубку.

Вспоминается нелепое письмо, которое оставил на моем столе Джон в день своего увольнения из фирмы. Он долго и нудно описывал, почему не справился с каким-то дурацким заданием, почему не ужился с коллегами по работе, и закончил чем-то вроде: «Здесь у меня ничего не получается, наверное, я к этому не приспособлен». Еще тогда, много лет назад, я подумал, что Саша не приспособлен скорее всего к самой жизни.

Я раскуриваю плюшечку пластилина, подаренную Барсуком, прямо в кабинете и вспоминаю Джона. Чувствую ли я жалость, скорблю ли? Возможно, но помимо этого ощущаю странное удовлетворение от звонка. Надежды оправдались: я получил необходимую на ближайшее время порцию ностальгии.

11 ноября, четверг

С утра чувствую, насколько сильно я устал. Не в физическом плане, нет, скорее в эмоциональном. Все происходящее, будничная рутина, бесит невыносимо. Прихожу в ярость от звонков Федосова, Чабанова и иже с ними, от патологической вялости Аркатова, от безумия Гали, погрязшей в нескончаемом потоке платежных поручений. Закрываю глаза и вижу пальмы, мелкий песок, коктейль «Blue Hawaii».

12:20. В который раз решаем с Кириллом судьбу нашей маленькой девелоперской фирмешки.