Я не преувеличиваю, преувеличивает тот, кто желает убедить меня, будто можно в долю секунды, в мгновение ока переместить космический корабль на расстояние ста миллиардов километров. Но согласитесь, что для создания спецэффектов, к которым вы столь пренебрежительно относитесь, тоже необходимо воображение. Конечно, но это их воображение, а не мое. Вы всегда можете включить свое там, где их воображение заканчивается. Ну да, например, пусть будет двести миллиардов километров вместо ста. Не забывайте, то, что сейчас является для нас реальностью, еще вчера казалось вымыслом, достаточно вспомнить Жюля Верна. Согласен, но сегодняшняя реальность состоит в том, что для полета на Марс, а Марс, если мыслить астрономическими категориями, находится, можно сказать, в двух шагах, понадобится не менее девяти месяцев, а потом придется ждать еще шесть месяцев, чтобы планета сия вошла в точку орбиты, наиболее благоприятную для возвращения, и тогда надо будет лететь к Земле еще девять утомительных месяцев, фильм о реальном полете на Марс был бы самым скучным и нудным, какой только можно себе представить. Я понял, почему вам так неинтересно жить. Почему. Потому что вас ничто не удовлетворяет. Я бы мог удовлетвориться очень немногим, если бы оно у меня было. Но ведь кое-что у вас есть, специальность, работа, на первый взгляд, вам не на что жаловаться. Но специальность и работа властвуют надо мной, а не я над ними. Я неудачно выразился, мы все далеко не всем довольны, я бы предпочел быть признанным гением математики, а не скромным преподавателем средней школы, но у меня нет другого выхода. Я сам себе противен, возможно, проблема заключается именно в этом. Если бы вы пришли ко мне с уравнением с двумя неизвестными, я бы мог оказать вам профессиональную помощь, но, поскольку речь идет о столь серьезной несовместимости, о столь серьезном противоречии, моя наука только усложнила бы вам жизнь, и поэтому в качестве успокоительного средства я советую вам смотреть кино, а не заниматься математикой, требующей большого умственного напряжения. У вас есть что-нибудь на примете. В каком смысле. Какой-нибудь забавный фильм! Конечно, этого добра хватает, зайдите в магазин, выберите. Но посоветуйте мне хоть один. Учитель математики немного подумал и сказал: «Упорный охотник подстрелит дичь». Что это. Фильм, именно какой вам нужен. Похоже на поговорку. Это и есть поговорка. Название или весь фильм. Посмотрите и поймете. А в каком жанре. Что, поговорка. Нет, фильм. Комедия. Вы уверены, что это не какая-нибудь тяжеловесная старомодная драма со страстями и надрывом или из этих, современных, что с выстрелами и взрывами. Нет, это легкая комедия, очень смешная. Как, вы сказали, она называется. Сейчас запишу, «Упорный охотник подстрелит дичь». Хорошо, спасибо. Конечно, не шедевр, но хоть на полтора часа отвлечетесь. И вот Тертулиано Максимо Афонсо дома, лицо его выражает сомнение и колебание, он не знает, что предпринять, впрочем, проблема у него несерьезная, с ним такое часто бывает, просто ему предстоит сделать выбор, потратить какое-то время и самому приготовить себе еду, что обычно не требует особых усилий, надо всего лишь открыть банку с консервами и поставить ее на огонь или пойти поужинать в ресторан, где его уже знают благодаря равнодушному отношению к меню, вызванному, кстати, не высокомерием или чрезмерной требовательностью, а пассивностью, ленью, нежеланием приложить хоть какое-то усилие, чтобы выбрать определенное блюдо из краткого и к тому же ежедневно повторяющегося списка. На его решение остаться дома повлияло еще и то, что сегодня он принес письменные работы своих учеников, их надо внимательно прочитать и исправить там, где они опасно отклоняются от преподанных им истин или позволяют себе слишком вольное их толкование. История, которую препоручено преподавать Тертулиано Максимо Афонсо, напоминает деревце бонсаи, которому постоянно подрезают корни, чтобы оно не разрасталось, предмет истории – это игрушечная копия гигантского древа событий, происходящих в разных местах в разные времена, мы взираем на него, отдаем себе отчет в несоответствии размеров и смиряемся с этим, не обращая внимания на другие, не менее важные отличия, например на то, что ни одна птица, даже крошечка колибри, не сможет свить гнездо в ветвях бонсаи, а если его листва достаточна для того, чтобы отбросить хоть какую-нибудь тень и в ней захочет укрыться ящерка, то кончик ее хвоста, по всей видимости, будет торчать наружу. История, которую преподает Тертулиано Максимо Афонсо, он и сам это знает и не будет отрицать, если мы у него спросим, отличается огромным количеством таких торчащих наружу хвостов, некоторые из них еще шевелятся, другие уже стали ссохшимися кожаными мешочками с болтающейся внутри них россыпью позвонков. Вспомнив свой разговор с коллегой, он подумал, что математика относится к другой планете умственной вселенной, в математике хвосты ящерок были бы всего лишь абстракцией. Он достал из портфеля бумаги и положил их на стол, вынул также кассету с фильмом «Упорный охотник подстрелит дичь», вот два занятия, которым можно посвятить сегодняшний вечер, проверять работы и смотреть кино, он подозревает, однако, что на все это у него просто не хватит времени, он не любит и не привык работать по ночам. Впрочем, проверка работ была делом не столь уж срочным, не говоря уже о просмотре фильма. И он подумал, что, может быть, стоило отдать предпочтение книге, которую он недавно начал читать. Он пошел в ванную, потом в спальню, чтобы переодеться, сменил ботинки и брюки, поверх рубашки надел пуловер, но оставил галстук, ему не нравилось ходить с открытым воротом, и направился в кухню. Вынув из шкафчика три банки с разными консервами и не зная, какую из них открыть, он решил довериться судьбе, прибегнув для этого к бессмысленной полузабытой детской считалочке, по вине которой в те далекие времена ему так часто приходилось выбывать из игры, и принялся бормотать. Раз-два-три, и без обмана, раз-два-три, и к южным странам. Ему выпало тушеное мясо, он бы предпочел что-нибудь другое, но решил, что не следует противиться судьбе. Он поел в кухне, выпил стакан красного вина и, закончив, почти бессознательно повторил считалочку, положив на стол три хлебные крошки, левая означала книгу, средняя – проверку работ, а правая – фильм. Выпал «Упорный охотник подстрелит дичь», чему быть, того не миновать, никогда не играй с судьбой на груши, ей достанутся спелые, а тебе незрелые. Так говорят, а раз так говорят, мы принимаем такой расклад, хотя долг свободного человека состоит, казалось бы, в том, чтобы энергично потребовать объяснений у деспотичной судьбы, решившей, кто знает, с какой коварной целью, чтобы незрелой грушей оказался именно фильм, а не проверка работ и не книга. Как учитель, да еще учитель истории, этот Тертулиано Максимо Афонсо, способный, судя по развернувшимся на кухне событиям, вверить свое ближайшее, а может быть, и не только ближайшее, будущее трем хлебным крошкам и бессмысленной считалке, твердя ее, как попугай, является очень плохим примером для подростков, коих судьба, то ли та же, что распоряжается грушами, то ли другая, отдала в его руки. К сожалению, в нашем повествовании недостаточно места, чтобы попытаться предугадать, к каким пагубным последствиям может привести влияние такого учителя на неокрепшие души его учеников, и поэтому мы покинем их здесь, надеясь только на то, что когда-нибудь они встретят на своем жизненном пути иное влияние, может быть, диаметрально противоположное тому иррационально зловредному, что угрожает им в данный момент.
Читать дальше
