Михаил Бочкарев - Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

Елисей решил напиться.

Задурманить сознание, как это делает большая часть населения страны, отчаявшаяся что-либо изменить в своей жизни. Он налил первую и, сморщившись выпил из пластмассового стаканчика, проглотив вдогонку попахивающей жженым сахаром жидкости, кислый желтый кружок.

Тут же он налил следующую и уже разомкнул было губы, дабы влить внутрь водку, как за его стол, совершенно без приглашения, присел незнакомец в сером пиджаке и уставился Елисею Никаноровичу прямо в рот, будто бы проверяя все ли зубы у того не месте. Однако Елисей, хоть и возмутился столь наглому взгляду, все-таки завершил начатое движение и наполнил себя второй порцией алкоголя. В этот раз закусывать он не стал, а тревожно посмотрев на незнакомца, глухо спросил.

— Чего?

Незнакомец, вскинул бровь, также легко как штангист приподнял бы годовалого щенка и удивленно осведомился.

— Водку пьете?

— Пью, — подтвердил Елисей, которому вопрос показался наглым и глупым, — Налить?

— Налейте, — согласился тот и как по волшебству извлек из внутреннего кармана пиджака, точно такой же пластиковый стаканчик как у Елисея. На вид непрошенному гостю было лет тридцать пять — сорок. Голубыми, пронзительными глазами, на которые спадала непослушная светлая челка, он словно пытливый экспериментатор наблюдал за Елисеем. Было в его взгляде что-то непростительно наглое, бесцеремонное.

Нистратов, глядя в упор на нахала, небрежно наполнил тому до краев, и с грохотом поставил бутылку на стол. Незнакомец взял свой стаканчик, неспешно поднес к губам и медленно выпил, аристократически отогнув мизинец на котором блеснул черным камнем красивый перстень. Нистратов, проследив как исчез его алкоголь во чреве, нисколько не отреагировавшего на дрянное поило человека, почему-то подумал что перстень на его пальце очень дорогой и в нем воспылало чувство несправедливости. Наглец носит такую роскошь, и осмеливается подсаживаться за чужой стол ради халявы. Впрочем, тут же Елисей подумал, что очень может статься, следующим платить будет как раз обладатель перстня, и напиток, возможно, будет более благородным.

— Неплохо! — заключил нежданный собутыльник, и будто прочитав мысли Елисея добавил, — Но позвольте и мне угостить вас?

Он поднял руку, приглашая официантку, и когда та подошла, заказал самый дорогой коньяк, что имелся в баре и закуски к нему. Елисей от таких действий опешил, вообразив себе, что мысли его как общедоступный журнал, может прочесть всякий, кому вздумается. Он насторожился, и старательно стал ни о чем не думать. Но это у него не получалось. И снова в голове всплыл отчего-то омерзительный хвост мага, торчащий из-под рясы, коричневым извивающимся жалом. Тем временем официантка принесла графин с золотистым содержимым, две рюмки, сверкающие перламутром, и тарелочку с миниатюрными тарталетками, начиненными красной икрой. Аккуратно выставив все это богатство на стол, она обольстительно улыбнулась и развернувшись, медленно поплыла сквозь сизую пелену табачного дыма к причалу бара, так что бы вся притягательность ее женских форм, обтянутых белой блузкой и сиреневой юбочкой, впечаталась расточительным клиентам в самую глубину.

— Ну а что вы, любезный, думаете по поводу самолета? — поинтересовался незнакомец, разливая коньяк в матовые, будто из дыма отлитые рюмочки.

— Самолет? — удивился Елисей, — Какой еще самолет?..

Боинг 737, авиакомпании «Сибирь», совершающий рейс Москва-Адлер, летел сквозь причудливые белоснежные облака, похожие на ландшафт Гранд-каньона, и напоминал зеленую, планирующую на негнущихся крыльях, гаванскую сигару. Облака неподвижно висели над размеченной квадратиками землей, сказочные, напоминающие то невиданных зверей, то невероятные города, то еще что-то необъяснимое. Из-за всех этих хитросплетений висящего в небе концентрированного пара, картина казалась фантастической и дико красивой. Иващенко, второй пилот рейса 1025, в который раз удивлялся, небывалому небесному пейзажу и, задавался вопросом, кто мог создать столь удивительный и прекрасный мир? Он имел в виду не только небо, но и всю землю в целом. Природу планеты и всех ее обитателей, всех тех поразительных, странных существ, что населяли моря и океаны, чудных птиц и экзотических зверей. В бога Иващенко не верил, но какой-то частью сознания понимал, что без вмешательства сил могущественных и высших, превосходящих человеческий разум несравнимо, создать все великолепие земное, было бы невозможно. Определенно не спроста в галактической пустоте, среди миллиардов звезд и планет, возникла столь гармоничная, красивая, густо заселенная разнообразной живностью жемчужина. А уж то, что некоторая живность, не просто обитает, а еще и мыслит, и мир под себя обустраивает, казалось Иващенко фактом, неопровержимо подтверждающим его теорию.