Авраам Иехошуа - Лицом к лицу с лесом

Что он ищет? Эхо витавших здесь мыслей. Слова, довершившие их. И что найдет он в один прекрасный день, да хоть в этот, который мы взяли только для примера? Бидоны с керосином. Вот это находка! С каким тщанием и усердием наполняли жестянку за жестянкой и прятали под старым детским платьицем! Он наклоняется над жидким кладом — на поверхности плавают мертвые хвоинки. От его отражения исходит слабый запах.

Счастливый, он возвращается к себе, вскрывает мясные консервы и уплетает их за обе щеки, и даже банку напоследок вылизывает, и вытирает губы, и смачно сплевывает в пространство, цепко схваченное мохнатыми колкими лапами. После чего, перелистнув сразу две страницы, переходит к ответу кардинала на послание какого-то иудея. Смешная эта латынь и остроумная, но сколько в ней угрозы. Засыпает, просыпается… Фу ты, чуть не прозевал важную церемонию на восточном холме. С этой минуты он не расстается с биноклем. Расстояние ему не помеха, он там, среди толпы, вместе со всеми этими уважаемыми господами. Он даже различает движение губ ораторствующих. Отсутствие «звука» с лихвой восполняется фантазией. Пламя заката преследует его. С восторгом, что приходит к нему каждый вечер, он купается в этом зловеще сияющем радужном апофеозе, и нет мочи оторвать от него глаз. Потом стирает пыль с безмолвствующего телефона. Надо отдать ему должное — все имущество отдела лесопосадок содержится в образцовом порядке, а вот его личные вещи уже пришли в полную негодность: безвозвратно потерянные в Лесу пуговицы, рубашка, теперь больше похожая на накидку с бахромой, штаны, которые становятся все короче и короче.

Стая развеселых «дикарей» поставила себе целью испытать все прелести лесного ночлега. Он с тоской валяет во рту скудный ужин. А с первым поспезакатным залпом темноты и вовсе впадает в уныние.

Араб и девочка уже в кроватях. Мрак. Взрыв хохота под деревьями, как напрасная пощечина, заставляет его вздрогнуть. Он переворачивает едва белеющие в темноте страницы. Вступает в смертельную схватку с комаром и побеждает. Принимается что-то тихонько насвистывать.

Ночь. Смотритель не дремлет.

Вот и лету конец. Пустеет Лес. Из дали, подобно жухлому листу, гонимому первыми осенними ветрами, приближается человеческая фигура. Кого ж это надуло? Очередную «диетическую» возлюбленную, жену друга, того самого, который посоветовал ему податься на лесные просторы. Она предстала в летнем костюмчике, на голове широкополая соломенная шляпа. Вот она постукивает высокими каблучками в его комнате, копается в его шкафу, заглядывает в его книги, шелестит его бумажками. Вырвалась сюда ненадолго, просто немножко побродить, и вспомнила о нем. Как тут наш отшельник ночи напролет сидит — глядит на лес? Хотела сделать сюрприз. А на историческом поприще — хорош ли улов? Неизвестный науке крестовый поход? Ой, она такая любопытная! Муж тоже отзывается о нем очень, очень тепло. В этом прелестном уголке, говорит муж, под сенью куп еще произрастут поистине славные деяния.

Смотритель взволнован и молчалив. Показывает ей карту. Подлетела к стене, разглядывает. Очень, очень интересно. Только непонятно. Нужно почитать. Что он тут написал? Она так устала. Пока добиралась, пока нашла это место — прямо дух вон! Надо признаться, вид отсюда восхитительный! А дом совершенно запущенный. Кто живет внизу? Араб? Вот как! Она встретила его на пути, хотела что-то спросить, и вдруг такой кошмар! Немой, ему язык отрезали. А управление лесохозяйством — снимаю шляпу! Кто бы мог подумать, что у нас растут такие красавцы леса! А он изменился. Растолстел? Эта его новая борода — просто до жути всамделишная. Ну чего он все молчит и молчит?

Она опускается на кровать.

Тогда он встает и бесшумно, словно крадучись, — это уже вошло в плоть и кровь, — подходит к ней. Снимает с ее головы шляпу, садится на корточки, разувает ее и весь дрожит от возбуждения и удушья.

Она поражена. Поспешно, почти с испугом, а может, с облегчением подбирает под себя уставшие ноги. Но он уже отвернулся, стоит и внимательно всматривается в Лес, изучает каждую веточку, ждет огня. А потом, забавы ради, медленно-медленно наводит бинокль на нее — все морщинки видны, многовато их, бисеринки пота, ее усталость. Она улыбается ему как со старой полузабытой фотографии. Однако вскоре ее начинает раздражать это затянувшееся «препарирование», и улыбка сменяется злым оскалом. Она ерзает, машет руками: «Ну хватит, прекрати, слышишь?!»