Эдвард Босак: Прогулка романтика

Прогресс никогда не стоял и не будет стоять на месте. Человечество долго способствовало его бурному росту, а теперь люди бегут от него. Бегут в экологически чистые районы, хотя девственной природы остается все меньше и меньше. Цены растут и будут расти, иначе рухнет современная модель мира. На любую, самую бессмысленную вещь, сделанную руками человека, найдется хозяин. Реклама, маркетинг — вот могущественные инструменты, которые определяют потребности народа. Эти потребности будут и дальше расти, ибо главное, чтобы современному человеку не было скучно. Человек широк, в его природе изобилие желаний. Что делать человеку с таким богатым приданым? Он накапливает и холит свои привычки, создавая собственный окружающий мир. Счастлив человек.

…Не должно существовать никакого названия, все названия вымышлены, и только удерживают нас, не выпускают из иллюзорного мира. Мы придумываем — кто-то рисует, кто-то пишет, кто-то говорит — новую жизнь, в которой нет места для того, кто ее придумывает.

Фрагмент из фильма «Ванильное небо»:

— Что такое счастье, для тебя?

— Что такое счастье… что такое счастье…

— Потому что для меня — это счастье быть с тобой.

— …

Счастье приходит неожиданно, без приглашения. Исчезает оно тоже неожиданно и мгновенно, оставляя за собой лишь крупицы правды. Человек своими рассудочными поступками лишает себя настоящей жизни, в которой не должно быть места для чувств и эмоций. Сердце замолкает при шорохе, который создает разум своими темными мыслями. Мысли быстрее чувств, но, тем не менее, и первые, и вторые полностью, властно справляются с любыми действиями человека. Если человек выходит из рамок обыденности, не привязываясь к объектам отвлеченности, то стирается всякое понятие, и присутствует одно «Я». Это даже не прошлая жизнь, это жизнь настоящая, но пропитанная воском расплавленной и еще не догоревшей свечи под названием мысль. Это сама жизнь. Когда человек слышит слова сердцем, он понимает, осознает их содержание. Когда ты проникнешься словом, услышишь его сердцем, почувствуешь разумом, то тебе становится знакомо непривычное состояние человека, одними своими мыслями управляющего ходом событий. Страх не связан с опасностью. Этот страх объясняется непривычным состоянием человека, когда ему открывается разум. Но когда хоть одна мысль вылетела за привычные границы познания — все рушится, и ее направление сменяется новым. Остаются лишь ресурсы, которые были на входе твоей, бесспорно, странной и насыщенной жизни.

Фрагмент из фильма «Ванильное небо»:

— Это шутка?

— Может быть, я не собираюсь врать тебе, но тебе придется вспомнить того парня. Ты знаешь того парня — себя…?

— …

— …ты входишь внутрь, но если это покажется ошибкой, то… мне придется в секунду разлюбить тебя, вот так.

— Мы создали наш собственный мир… вместе.

Гулять словно по магниту, у которого два противоположных полюса не дают тебе находиться в одном состоянии, придерживаться одних правил, быть одним человеком, окруженным личностями, которые не будут изменяться в настрое со временем.

— Только не подумай, когда ты проникнешься словами, или, напротив, не поймешь их, что твой собеседник сошел с ума. Ничего не повторяется, это только мысли в голове заставляют тебя так думать. Любовь счастлива, но жизнь в любви несчастна.

Они солили каждое блюдо. Пересоленные блюда.

Ему было четырнадцать лет, когда он узнал жизнь — он услышал, почувствовал ее. Уничтожилось неведение о действительности, из-за которого в жизни людей нарушается формальная сторона мышления, появляется шероховатость в карме.

Ей всегда было двадцать пять. Она не старела, оставалась молодой, цветущей, легкой. Ее прелестные черты привлекали людей, но мешали ей жить, разрушая ее постоянность и уверенность. Она заинтересовалась мирозданием, ей хотелось гармонии в жизни. Ей хотелось стать беспредельной личностью, составленной единственно из своих чувств.

Их судьба — судьба их общей жизни, отношений противоположных во всем полов, личностей из множества личностей — была похожа на мелодию из двух нот. Каждой ноте хотелось отличаться от другой, на самом же деле, они нуждались в изменении. Оборвать старую, потрепанную, истершуюся нить, которой в свое время они связывали свою банальную жизнь — вот к чему стремились ноты. Не было никакой старой жизни, никакого преображения. Была прошлая жизнь и настоящая, до которой они долго добирались и со временем дошли. Изменения заключались именно в самом сознании, что не было никакой другой жизни для тебя, как и тебя самого для этой жизни. Две ноты делали все возможное, но понимание пришло не сразу, время словно ускорялось, и его катастрофически не хватало для всего, хотя оно не изменялось в пространстве, которое окружало их жизнь.