Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

Злоключения Лютера очень болезненно переживали его друзья, в особенности упрямица Сирена Доуз. Надо сказать, что Сирена и Лютер представляли собой довольно своеобразную пару. Сирена была много старше Дриггерса и проводила почти все свое свободное время в роскошной кровати с четырьмя колоннами, возлежа на многочисленных подушках и подушечках. Помня о своих золотых днях, она лестью заставила Лютера подавать ей напитки, следить за ее чулками, отвечать на звонки в дверь, готовить лед, взбивать подушки и массировать ей лодыжки. Время от времени она без всякого намека на иронию побуждала Лютера постоять за свои права. «Всякая леди, – говорила она в таких случаях с неподражаемо-тягучим южным акцентом, – ждет, что джентльмен сам возьмет то, что ему принадлежит!» Сирена начинала говорить эти слова, когда вспоминала о пропавших доходах от противоблошиных ошейников, высчитывая, сколько безделушек можно было купить на эти деньги.

В свое время Сирена Вон Доуз слыла замечательной красавицей. Она была настолько блистательна, что знаменитый Сесил Битон будто говаривал, что ему «не приходилось еще фотографировать столь совершенную естественную красоту». Перед Второй мировой войной, будучи на каникулах в Ньюпорте, Сирена, дочь преуспевающего адвоката из Атланты, познакомилась с юным Саймоном Т. Доузом, внуком питтсбургского стального магната. Красота Сирены сразила Саймона наповал. Хроникеры светских сплетен, затаив дыхание, следили за их бурным романом, регулярно печатая материалы о нем на страницах своих бульварных листков. Все было хорошо до тех пор, пока известие о помолвке скандальной парочки не появилось на страницах респектабельной нью-йоркской «Дейли ньюс». Узнав о помолвке, мать Саймона – страшная и ужасная Теодора Кэбот Доуз – послала сыну высокомерную телеграмму, состоявшую всего из одного слова. Это слово попало на страницы газет: МОЙ СЫН ЖЕНИТСЯ? «АБСУРД!» – УТВЕРЖДАЕТ МИССИС ДОУЗ. Ответом на неприятие матерью помолвки стал бунт Саймона и Сирены. После медового месяца, проведенного в саваннском отеле «Де Сото», молодожены поселились в Питтсбурге.

Став миссис Саймон Т. Доуз, Сирена превратилась в образец шикарной дамы тридцатых и сороковых годов. Ее фотографии украшали рекламу сигарет на разворотах журнала «Лайф». Эти картинки убеждали всех, что миссис Саймон Т. Доуз из Питтсбурга – дама, отличающаяся рафинированным вкусом, что она путешествует только первым классом и останавливается только в президентских апартаментах. На рекламных плакатах Сирена восседала обычно в обстановке спокойной неброской роскоши, с откинутой Несколько вбок головой. Тонкая струйка дыма поднималась от сигареты, которую красавица держала в своей изящной ручке.

Под этой безмятежностью, однако, пылал неугасимый огонь, что свекровь Сирены прекрасно понимала. Старшая миссис Доуз решила подчинить Сирену своей воле. Она настойчиво посоветовала Сирене пожертвовать проценты от векселей на благотворительные цели, и младшая миссис Доуз последовала этому совету. Однако, когда Сирена узнала, что ее свекровь отнюдь не спешит делать то же самое, а нагло обманывает невестку, она влепила свекрови пощечину, обозвав ее «поганой сучкой». Женщины возненавидели друг друга.

Когда Саймон Доуз случайно прострелил себе голову и умер, его мать, наконец, взяла реванш. Семейные дела были устроены так, что все наследство и состояние Саймона, минуя Сирену, досталось их детям. Но не такова была Сирена, чтобы остаться в дураках. Она объявила о намерении продать свой дом в Питтсбурге черной семье. Соседи попросили ее не делать этого и предложили сами купить его. Сирена продала дом за баснословную сумму и переехала в Саванну.

Именно в Саванне Сирена стремительно вступила в средний возраст. Она набрала вес и начала делать себе бесконечные поблажки, потакая себе во всем. Она целыми днями лежала в постели, принимала гостей, пила мартини и розовые ликеры и играла с карликовым белым пуделем по кличке Лулу.

Насколько Сирена ненавидела семью своего покойного мужа, настолько же упивалась она рассказами о своей близости с ней. Она без устали повторяла всем знакомым, что кровать, на которой она лежит, принадлежала когда-то стальному королю и миллионеру Алджернону Доузу. Фотографии Доузов и Кэботов несли бессменную вахту на ее ночном столике. Написанный в полный рост портрет ненавистной свекрови украшал столовую, а ее собственные фотографии, выполненные Сесилом Битоном, во множестве висели на стенах спальни. Сама хозяйка цвела и благоухала в музее своего былого великолепия. Ее гардероб был буквально набит коротенькими ночными рубашками и пеньюарами. Она выставляла напоказ свои все еще красивые ноги и старательно закрывала верх облаком из перьев и шифона. Она красила волосы в огненно-рыжий, а ногти на руках и ногах в темно-зеленый цвет. Она задиралась и льстила, ругалась и ласково мурлыкала. Она вальяжно растягивала слова и сквернословила и фривольничала. Когда ей надо было предать себе уверенности, она расшвыривала по комнате все, что попадалось ей под руку – подушки, бутылки и даже пуделя Лулу. Бывало, что она с проклятиями и грохотом сбрасывала на пол фотографии Доузов и Кэботов.