Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

– Договорились, – сказал я.

Джо закончил попурри бравурными аккордами, потом прошел в бар и, улучив момент, когда Мэнди отвернулась, умыкнул из кассы двести долларов. Идя к двери, он остановился возле пожилой пары из Суэйнсборо и, выразив им свое почтение, распрощался. На женщине было платье с высоким розовым корсажем, прихваченным на груди булавкой.

– О, Джо, все было так хорошо, – восторженно заговорила она. – Огромное вам спасибо.

Ее муж встал и пожал Джо руку.

– Еще ведь всего только полночь, Джо. Почему ты уезжаешь так рано?

Джо одернул пиджак и поправил бабочку.

– Мне только что сообщили, что в Тандерболт отправляется торжественная процессия, и меня пригласили занять место в головной машине.

– Какая честь! – воскликнула женщина.

– Да, мэм, – скромно потупившись, проговорил Джо. – Вы можете так думать, если вам угодно.

Бланш Уильямс вошла в столовую.

– Кошка отказывается есть, – заявила она.

Джим Уильямс оторвался от каталога Сотби, взглянул на кошку, неподвижно сидевшую в дверном проеме, и снова углубился в чтение.

Миссис Уильямс развернула салфетку и положила ее себе на колени.

– То же самое было и в прошлый раз, и в позапрошлый, – продолжала она. – Кошка каждый раз так поступает, когда мы возвращаемся с суда и ждем решения присяжных. Она всегда отказывается есть.

Сестра Уильямса, Дороти Кинджери, нетерпеливо посмотрела на часы.

– Половина второго, – проговорила она. – Они сидят уже три часа, а сейчас, наверное, обедают. Интересно, они продолжают обсуждать дело, даже когда едят?

Уильямс оторвался от каталога аукциона.

– Послушайте-ка, – сказал он. – Когда Катерина де Браганса, португальская инфанта, прибыла в Англию в тысяча шестьсот шестьдесят втором году, чтобы вступить в брак с Карлом Вторым, она привезла с собой богатейшее приданое. Частью его был индийский порт Бомбей… – Он рассмеялся. – Мне нравятся такие принцессы!

– Она делает это уже третий раз – не притрагивается к пище, – снова заговорила миссис Уильямс.

Дороти Кинджери с отвращением посмотрела на сандвич.

– Сонни обещал позвонить сразу же, как только присяжные вынесут вердикт. Надеюсь, мы услышим отсюда звонок.

– Не понимаю, откуда она все знает, – продолжала тихо удивляться Бланш Уильямс, – но она знает.

Джим Уильямс неожиданно захлопнул каталог и встал.

– У меня идея! – воскликнул он. – Мы будем есть с тарелок из Нанкинского сервиза. Это принесет нам удачу.

Уильямс достал из шкафа несколько бело-синих тарелок и поставил их на стол. Мать и сестра переложили в них свои сандвичи. У этих бело-синих тарелок была удивительная история: груз китайского фарфора отправили на экспорт в 1752 году, но корабль затонул в Южно-Китайском море и был поднят лишь в 1983 году. Уильямс купил несколько дюжин тарелок, чашек и супниц на широко разрекламированном аукционе Кристи. Посуда прибыла в Мерсер-хауз несколько недель назад.

– Эти тарелки пролежали на дне морском двести тридцать лет, – начал рассказывать Джим, – но сохранились, как новые. Когда их нашли, они все еще лежали в оригинальной упаковке и в превосходном состоянии. С этих тарелок еще никто не ел – мы первые. Забавный способ хранить посуду, верно?

Миссис Уильямс взяла сандвич и посмотрела на тарелку. – Кошку не обманешь, – задумчиво произнесла она.

Двумя неделями ранее, в самом начале третьего процесса по делу Уильямса, всем казалось, что его исход предрешен. Вопрос был ясен настолько, что «Саванна морнинг ньюс» скучно озаглавила передовую статью: «Уильямса ждет следующий приговор за предумышленное убийство». Жюри, состоявшее из девяти женщин и трех мужчин, признало, что после шести лет беспрерывного муссирования этой темы, они прекрасно знали суть дела, как и то, что в ходе двух предыдущих процессов Уильямс был признан виновным. Напряжение и неопределенность создавали атмосферу суровой безысходности. У здания суда были установлены телевизионные камеры, но в самом зале оказались занятыми едва ли половина мест. Прентис Кроу заявил даже, что не собирается читать материалы суда, потому что это страшно скучно. «Опять повторяется старая история, – сказал он. – Все это уже напоминает сказку про белого бычка».

Среди публики оказался и мой знакомый завсегдатай. Он сидел, положив руку на спинку скамьи, словно боясь в противном случае соскользнуть на пол. Как и обычно, он вещал, словно оракул: