Иван Евсеенко - Отшельник

– Сворачивай, сворачивай! Успеешь домой!

Воронок подчинился, повернул влево, но, чувствовалось, на Наташу обиделся, вздыхал, устало клонил к земле голову и, ни разу не перейдя с шага на бег, тащил телегу с таким усилием, как будто она была доверху груженная дровами, сеном или какой-нибудь иной неподъемной поклажей: мешками с зерном, мукою или картошкой.

К кордону они подъехали не с огородов, а с улицы. Так было удобней и сподручней: просека почти упиралась в ворота, да и земля здесь была потверже, успела уже как следует подсохнуть на солнце, не то что на огородах, где она оставалась еще по-весеннему вязкой и сырой. Воронок там телегу по целине, поди, и не вытащил бы. Наташа на всякий случай посильней придерживала Найду, опасаясь, что та, почуяв родной дом, встревожится, начнет рваться к нему, искать хозяина и опять плакать и скулить. Андрей же был занят непослушным Воронком, похлопывал его по крупу вожжами, постепенно вспоминая все навыки и премудрости возницы, а заодно и лошадиные повадки, которые в детстве знал не хуже Наташи. Изредка он, правда, от Воронка отвлекался, отвлекал и Наташу от Найды, прижимал ее за плечо к себе, легонько гладил по щеке, говорил даже какие-то почти бессвязные слова, веря и еще не веря, что рядом с ним сидит не какая-нибудь посторонняя, чужая женщина, а именно Наташа Ермолаева, с которой он расстался двадцать лет тому назад, но теперь вот встретил снова, обрел, и она твердо обещает ему родить сына-княжича. Наташа шептала что-то ответное, тоже по-ночному бессвязное, преданно клонилась и жалась к Андрею, забыв про Найду, уже немного ожившую, чуткую к каждому движению и звуку.

Они взаимно так увлеклись тайными своими ночными воспоминаниями, что уже ничего не замечали вокруг: ни дороги, ни лесной радостно-весенней жизни, ни обиженного на них и непокорного Воронка.

И вдруг на самом подъезде к кордону, к тесовому, на совесть когда-то возведенному лесниками и лесничими дому оба испуганно вздрогнули от неожиданно резкого, тоже как будто испуганною звука. Таинство их и тишина были безвозвратно нарушены и развеяны по нестойкому прикордонному ветру. Андрей и Наташа мгновенно отпрянули друг от друга, повернулись на этот звук и увидели, как из калитки, действительно незапертой, вольно качающейся на петлях, выметнулась им навстречу и стала скрываться в лесу человеческая фигура, одетая в солдатскую шинель без ремня, в зимнюю шапку и резиновые, явно не военные сапоги. На плече у бегущего виднелся автомат Калашникова с двумя спаренными рожками. При каждом шаге-прыжке автомат соскальзывал с плеча, наотмашь бился рожками о спину, замедляя и почти останавливая бег странного этого человека. Казалось, он бросит сейчас оружие на землю и уйдет налегке в заросли молодого ельника. Но беглец автомата не бросал, а лишь нервно поддергивал его повыше и все приближался и приближался к спасительному для него ельнику, время от времени поворачивая в сторону Андрея и Наташи заросшее светлой не больно густой еще щетиной лицо.

– Стой! – громко и требовательно закричал Андрей, спрыгивая с телеги и заученно выхватывая из кармана бушлата пистолет.

Металлически твердые, цезаревские нотки в голосе Андрея мгновенно дали о себе знать, ожили в нем, ожил и весь боевой военный опыт. Наметанным взглядом Андрей быстро оценил обстановку. Если дать этому дезертиру (а в том, что это именно дезертир, Андрей почти не сомневался, навидался их на своем веку вдоволь: все они такие вот отчаявшиеся, либо кого-то уже убившие, либо готовые убить) уйти в ельник, то там взять его будет гораздо труднее, у него укрытие за каждой сосенкой, а Андрей на открытом пространстве, на виду.

– Стой! – закричал он еще раз, вкладывая теперь в этот крик не столько угрозу, сколько требование, мол, остановись, давай разберемся, может, тебе и убегать от меня совсем не надо, может, наоборот, я чем-нибудь смогу тебе помочь.

Но военная форма Андрея, судя по всему, лишь вспугнула дезертира, никакого доверия он к ней не испытывал, она для него означала лишь плен, дисбат, а может, и саму смерть. Не поверил он и повторному, уже почти мирному крику Андрея, почуяв в нем лишь двойную для себя угрозу, подвох. На бегу, не останавливаясь, дезертир перехватил автомат с плеча на руку, опять на мгновение вполуоборот повернулся к Андрею и дал в его сторону короткую очередь.

Пули просвистели где-то высоко над головой, не причинив Андрею никакого вреда, и ушли в сторону в сплоченно стоящие вокруг него боровые сосны.