Дорис Лессинг - Расщелина

Сцена эта описана весьма красочно. Женщины стояли в полутьме, вероятно, в прохладе. На них рыбья кожа, блестящая, но не греющая. Рядом с ними мужчины: бородатые, в звериных шкурах разного происхождения и покроя. Порывы ветра с моря трепали неразбери что: то ли это были бороды, всклокоченные волосы на мужских головах, то ли мех звериных шкур…

Сообщается, что Марона и Хорса «примирились» этой ночью. Очень мне интересно, каким словом обозначалось это «примирение» первоначально. Ведь вопросы, вызвавшие споры, вопли и взаимные обвинения, никто не разрешил.

Мы знаем, что они пировали, пили изобретенный мужчинами алкогольный сироп, ели лесные фрукты. Трудно во время пира сохранять злобность. Включало их примирение и половой контакт? Сообщается, что Хорса восхищался

Мароной, но ничего не сказано о том, нравился ли он Мароне.

Мы, римляне, разумеется, не видим иного финала сцены, как сексуального. Не наступит ли время, когда кто-нибудь обвинит Рим в чрезмерном увлечении сексом? Полагаю, такое время придет. Но это мнение старика.

В какой бы форме ни проходили переговоры, мы можем быть уверены, что обе стороны сознавали значение детей и связанной с ними проблемы. Обе хроники отмечают, что ночь эта прошла бурно, младшие мальчики, как спящие, так и не заснувшие, требовали внимания. Мальчики, которым разрешено было идти с Хорсой, перевозбудились от бахвальства и переполнявшей их гордости, может быть, потому, что им не давали заснуть пришедшие с Мароной, которых мучили кошмарные видения свирепых свиней. Мальчики, жившие в деревьях, их высмеивали и утверждали, что свиньи им привиделись. Однако всем было известно, что двое малышей похищены и убиты свиньями. Кошмары, вскрики, плач, ссоры, шум… Женщины, желавшие ночью играть с мужчинами, особенно зная, что экспедиция отвлечет тех надолго, вынуждены были проводить время, утешая детей.

Утро выдалось безрадостное, дети вели себя как дети. Хорса вроде бы пытался убедить Марону, растолковать ей свои цели и идеи, и она согласилась осмотреть его «флот», приготовленный к отплытию.

Женщину настолько потрясло увиденное, что она набросилась на Хорсу с кулаками, вопя, что он сумасшедший. «Флот», который готовили уже несколько месяцев, состоял из пестрого набора плотов, связанных из бревен лесными веревками, долбленок, круглых лодок из шкур, натянутых на плетеные каркасы из гнутых веток, каноэ из березы. Все эти средства передвижения по воде, надо признать, успешно использовались для рыбной ловли в прибрежных водах и показали себя довольно надежными — во всяком случае, для не слишком претенциозных целей. Что Марона увидела, можно себе лишь представить, но воскликнула она следующее:

— Ты хочешь их убить! Ты хочешь убить наших детей!

Чьих детей? Нехороший пункт, неудобный.

— Тебе плевать на нас!

На кого? На женщин? На маленьких будущих мужчин, без которых у народа нет будущего?

— Не смей брать с собой детей! — слова Мароны. Мужская хроника подает их как «истерические», женская — как произнесенные с возмущением. Самое интересное — кроткое согласие Хорсы в ответ на этот запрет.

Он, оказывается, просто не задумывался о том, какого внимания требуют к себе дети малые. Виною этому особые условия лесной жизни.

Мальчики, сбежавшие с берега из-под женской опеки, обычно с девочками, пьяные от радостного возбуждения, сразу же бросались на деревья. В их распоряжении были полянка и удобный мелкий ручей, совершенно безопасный. Деревья тоже считались безопасными, хотя постоянно велось наблюдение на случай возможного приближения хищника-древолаза. Большие кошки, разумеется, не упустили бы случая полакомиться ребенком. Были ли среди них жертвы? Хроники жертв не зарегистрировали. Из этого краткого объяснения понятно, что следить за детьми в условиях леса — задача несложная. Несколько подростков вполне справлялись с этим. Соблюдать следовало лишь одно правило. Как только свет дня угасал, каждый ребенок должен был вернуться на землю, в круг костров, а на ночь они прятались в укрытии. Хорса ими не слишком и интересовался. А если кто-то из детей что-нибудь ломал, его отправляли к женщинам на лечение и поправку.

Эту ночь под бдительной луной дети провели столь беспокойно, что не заметить их оказалось невозможно. У Хорсы вдруг как будто открылись глаза.

Когда Марона подвергла уничижительной критике его «флотилию» и его самого, Хорса отказался от идеи взять с собой всех детей, решив захватить лишь старших. Почему он вообще не отказался от мысли взять с собой детей? Полагаю, гордость не позволила. Полная капитуляция — ни в коем случае. И сделанная-то им уступка была встречена взрывами саркастического смеха. Кто из нас, мужчин, не слышал адресованных ему взрывов презрительного женского смеха?