Дорис Лессинг - Расщелина

Полузадохнувшуюся, изможденную, ее приволокли наконец в долину. Они оказались на другой стороне реки, пришлось переплыть — эта часть пути далась девушке легче всего, ибо в воде она росла, играла и отдыхала с самого раннего детства. Ее окружили самцы долины, многих из которых она видела новорожденными, уже изуродованными или невредимыми перед тем, как их унесли орлы. Вокруг толклись дети, переминалась с ноги на ногу молодежь, стояли дожившие до среднего возраста. Все голые, все с этими штуками, уставленными на нее. Она выплюнула водоросли и снова завопила, на этот раз в полный голос, как будто это занятие было для нее не в новинку. Один из захвативших ее аккуратно запихал водоросли обратно ей в рот, другой связал пленнице руки жгутом водорослей. Вязал медленно, неумело, впервые в жизни, впервые в истории. Никогда до этого никто никому не связывал рук, не было еще на свете пленников.

Тут инстинкты вырвались наружу, и вязавший девушке руки опрокинул ее, бросился сверху и ввел в ее расщелину свою трубку. Через мгновение он ужеот нее отвалился, на его место бросился другой, третий… Массовое насилие продолжалось, подходили собиравшие в лесу плоды, напирали сзади, присоединялись к действу. Жертва мычала, извивалась, но постепенно слабела, затихала и наконец замерла. Не сразу они поняли, что убили ее.

Тогда мужчины разошлись, оставив ее, не глядя друг на друга, чувствуя стыд, еще не зная этого слова. Ночь оказалась длинной, неприятной. На мучившие их годами вопросы они получили ответы, почувствовали эти ответы повисшими трубками-впрысками, полегчавшими мошонками, состоянием опустошенности, довольства и покоя. Но они убили, а никогда еще они умышленно не убивали прямоходящих.

Утром она лежала на том же месте, в траве у реки — грязная, исцарапанная, воняющая их выделениями, глядя на них широко раскрытыми обвиняющими глазами.

Что им теперь было делать? Оставить труп на растерзание орлам? Что-то не позволяло им так поступить.

Почесав затылки, они отнесли ее окоченевшее тело к реке, туда, где течение ускорялось, и сбросили женщину в воду, и замерли, провожая взглядами ее вертящееся в потоке тело.

Так случилось первое в истории убийство. Действия над новорожденными монстрами я к убийствам не причисляю. Мужчины узнали, на что способны, на что может толкнуть их природа.

Убийство это в хроники не попало, его постарались замолчать, забыть, так же, как обитательницы пещер постарались забыть о мучениях, доставшихся на долю младенцев-монстров, и свели все эти многочисленные случаи к одному-единственному, упомянутому в хрониках.

Мы бы вообще не узнали об этом убийстве, если бы некий очень старый мужчина перед смертью не настоял на передаче потомкам сообщения о массовом изнасиловании и убийстве, свидетелем которого он стал в раннем детстве. Не в состоянии от него отмахнуться, более молодые слушатели его ужаснулись, однако услышанного не забыли и, состарившись, в свою очередь передали рассказ потомкам. Так, почти случайно, положено было начало устным хроникам монстров. Женщины хранили свою историю — и я иной раз не могу заставить себя повторить сказанное ими. И мужчины вели свои хроники, и я их добросовестно воспроизвожу.

Племя Расщелины заметило отсутствие молодой соплеменницы, единодушно с ленцой поахало. Было и пожимание плеч, заглянули в два-три ущелья, еще поахали… на том и успокоились.

Когда с течением времени крики убитой перестали терзать совесть чутких жителей долины, они, эти отзвучавшие крики, зажгли их любопытство. Хоть и немного смогла высказать похищенная обитательница утесов, хоть и мало что из выкрикнутого ею можно было толком разобрать, но одно монстры поняли: язык ее оказался намного богаче, чем их детское лепетание. Ибо язык их действительно базировался на лепете первых беглецов. Хотя за время самостоятельной жизни он и обогатился названиями увиденного и изобретенного ими, но сохранил даже высокую детскую тональность.

Как развить речь? Страх перед племенем Расщелины, страх перед содеянным ими самими мешали мужчинам вернуться на берег и найти другую женщину, чтобы от нее научиться.

Что же им оставалось делать?

Пока они так маялись, решение приняла другая из женщин Расщелины. Следует задаться вопросом, почему это произошло. Почему после неизмеримо длительного периода, когда напрочь отсутствовало всякое любопытство и желание высунуть нос за пределы территории трибы, одна из них решилась на это. Она поднялась на гору, где находились орлиные гнезда, и остановилась, глядя вниз. Что она увидела, мы знаем, ибо это зафиксировано в истории.