Питер Робинсон - С ПОЛЯРОИДОМ В АДУ - Как получают МБА

— Представьте себе лесопарки, — сказал Гупта. — Так как рынок недвижимости склонен превращать девственную, дикую местность в торговые центры, а вовсе не в заповедники или природные заказники, на рынке возникнет кризис с лесопарковыми участками и придется вмешиваться государству. Смотрите, вот мы с вами можем наслаждаться прогулкой среди мамонтовых деревьев в паре миль от нашего кэмпуса лишь оттого, что именно государство защитило этот лес от коммерческого освоения.

Рыночные дефекты также проявляются и в противоположном случае, не только когда одна экономическая единица задаром позволяет другой извлекать из себя выгоду, но и когда единица-донор заставляет другие единицы нести издержки, сама их не покрывая. Типичный пример: загрязнение экологии. "Когда я вожу машину, чей двигатель неэффективно сжигает топливо, — сказал Гупта, — я загрязняю воздух и тем самым наношу ущерб всем тем, кто им дышит. Но возмещаю ли я своим людям-братьям этот ущерб? Даю ли я хоть какую-нибудь компенсацию за то, что им становится труднее дышать? Хоть малюсенькую компенсацию? Нет". Вынуждено вмешиваться государство, принимающее законы о стандартах на выхлопные газы автомобилей.

Гупта долго и подробно рассматривал идею рыночной неэффективности, но суть обвинений в его аргументации была совершенно ясна. Свободный рынок обладает присущими ему недостатками или ограничениями и именно государству поручалось их исправлять.

В конце одной из лекций я поднял руку:

— А кто-нибудь когда-нибудь думал про неэффективность государства?

Раздались смешки. Гупта попросил меня продолжить.

Аргумент в пользу вмешательство государства, сказал я, заранее постулирует, что государство беспристрастно и всесильно, что оно способно выявлять и исправлять рыночные дефекты эффективно и альтруистически. На практике мы вряд ли это наблюдаем.

К примеру, когда я работал в Вашингтоне, встала проблема кислотных дождей. Разумеется, экологические группы агитировали против этих дождей, но это же делало и правительство Канады, которое призывало наше правительство внедрить новые, дорогостоящие стандарты среди американских угольных электростанций. Причем канадцы знали, что это повысит стоимость электричества, которое вырабатывается в Америке, что, в свою очередь, вынудит американские предприятия, особенно на северо-востоке, покупать больше энергии в Канаде, с ее гораздо более чистыми гидростанциями.

Как Конгресс, так и промышленники потратили миллионы, изучая этот вопрос. Никаких прямых связей между кислотными дождями и конкретными видами экологического ущерба установлено так и не было. Некоторые леса действительно производили впечатление неблагополучных, но была ясно выявлена широкомасштабная тенденция к тому, что в Соединенных Штатах лесов становится больше, а вовсе не меньше, так как мелкие фермы, появившиеся в прошлом веке, становились банкротами и исчезали, возвращая культивируемые земли в лесооборот. Одни озера и ручьи умирали, однако другие, в особенности, например, озеро Эри, стали куда более здоровыми, нежели за многие предыдущие десятилетия.

Агентство экологической защиты предложило пакет нормативов для угольных электростанций, как на это и надеялись канадцы. А потом Давид Стокман, директор Бюджетно-управленческого бюро, поручил своим экономистам оценить затраты, которые понесет экономика из-за внедрения этих самых нормативов. Суммы исчислялись миллиардами.

Это законодателей остановило. Но только на время. Агитация против кислотных дождей нарастала по мере того, как заинтересованные группы стали находить поддержку в Конгрессе. В конечном итоге дорогостоящие антикислотные нормативы были действительно приняты — причем при полнейшем отсутствии каких бы то ни было научно обоснованных предпосылок.

— Суть-то дела в том, — сказал я, — что когда государство берется действовать, оно реагирует не на факты. Оно реагирует на политическое давление. Весь мой опыт работы в Вашингтоне заставляет меня верить, что у подавляющего большинства правительственных вмешательств имеется, как минимум, столько же шансов ухудшить ситуацию, как и улучшить. В конце концов, именно эти люди осчастливили нас государственной почтовой службой.

Раздались поощрительные возгласы. "Вот именно!" — воскликнул один из студентов. "Прямо в точку!" — добавил другой.

Оглядев комнату, я заметил, что у доброй половины студентов отмечалось молчаливое неодобрение моих антиправительственных высказываний. Аплодировавшие мне образовывали в основном группу из крупных, мясистых и крепких парней, короче говоря, местных шутников. Но этот факт, что я выиграл поддержку только у части аудитории, не уменьшил моей радости. Я выступил с речью. Наконец-то на занятии в бизнес-школе у меня был длительный момент последовательного, связного мышления.