Яков Шехтер - Астроном

– Эх, Михаил Иванович, – сказал я. – Ведь мы же не герои древности, мы не мифы, мы не сказки, мы живые люди. Разве вы не опасаетесь, что нить, которую вы тащите за собой по лабиринту, может оборваться, зацепившись за острый угол, перетереться, лопнуть. В конце концов, ее может порвать или запутать зверь, обитающий в этом лабиринте, страшный Минотавр нашего подсознания. Неужели вы хотите доверить свою жизнь, которая держится на отношениях между людьми, какой-то тонкой нити, могущей оборваться в любую минуту? Или вам кажется, что стоит лишь обозначить некое явление, превратив его, тем самым, в некое подобие науки, как все станет понятным? Вообще, преклонение перед наукой представляется мне новым идолопоклонством.

– Ого! – воскликнул Михаил Иванович. – Да ты, братец, ретроград! Мы вступили в двадцатый век, век просвещения, век знания, век надежды на лучшее будущее для всех народов. Не станешь же ты отрицать, все, чего добилось человечество за последние три сотни лет напряженной работы ума и сознания? Чем дальше мы продвигаемся, тем больше знаем, тем ближе к правильной, разумной жизни. Как же ты можешь существовать, отвергая прогресс?

– Знаете что, Михаил Иванович, – сказал я ему. – Тут ведь все зависит от подхода. Вот мы считаем, что больше всех знал Моисей. Он получил все знания, доступные человечеству. И чем дальше мы отходим от горы Синай, тем меньше мы знаем, поэтому если в ваших глазах история человечества прогресс, то в наших регресс – падение.

– Как же так! – воскликнул Михаил Иванович. – Мы же пользуемся современными приборами, смотрим в бинокли, есть беспроволочный телеграф, монгольфьеры поднимаются под облака. Всего этого не было во времена Моисея. Да и, кроме того, это изобретения французских, русских, немецких умов, а вовсе не евреев.

– Вы толкуете об усилении руки человечества, – возразил я, – мы же говорим о его душе, о сути. Ведь именно о ней вы пытались у меня выспросить, не чему я обучен и что умею делать, а кто я таков. Потому как вы желаете спознаваться не с колесиком механизма, а с личностью, то есть хотите изведать мою душу, а наша душа, вот она то и регрессировала. Наши души стали хуже, стали ниже, грубее, чем тысячу лет назад. А горит у нас в комнате электрический свет, или свеча, или лучина – это всего только внешние условия, к которым человек легко приспосабливается. Человек вообще такое существо, что может себя легко изменить, приноровить к тому, что происходит вокруг.

– Посмотрим, – сказал Лилье, – ведь кольцо осады затягивается и завтра может наступить голод. Как ты будешь приспосабливать себя к отсутствию пищи? Ты все равно захочешь есть, что бы твой разум тебе не нашептывал!

А наши раненые солдатики в госпиталях? Им ты тоже скажешь приспособиться к боли и мучениям? Они страдают от тяжелых ран, а ты хочешь отобрать современную медицину, последнюю надежду на спасение. И чем потчевать их взамен? Разговорами о всезнающем Моисее на горе Синай?

– Михаил Иванович! – сказал я. – В любых условиях человек может остаться человеком, а может превратиться в животное. Вы гордо именуете себя «гомо сапиенс», человек разумный, человек разума, говоря тем самым, что главное в человеке – это разум. Почему же малейшая перемена в условиях существования вашего тела немедленно отбрасывает вас назад. Выходит, что ученость, искусство, литература, нежные душевные качества существуют единственно, когда человек сыт? А если условия исчезнут, кем вы останетесь? Получается, холод и желудок диктуют ваше поведение, а не восхваляемый разум?

– Благодарю тебя, Абрам, – сказал Лилье. – Ты ответил на мой вопрос.

15 мая

Сегодня Михаил Иванович вручил мне листок бумаги.

– Прочитай. И запиши в дневник. Пусть память о славных деяниях русских солдат сохранится и на твоем языке.

Я пробежал глазами листок и, повинуясь распоряжению командира, аккуратно переписал в свою тетрадку.

Во время 1-й бомбардировки крепости Порт-Артур, бывшей 27 января сего года, из неприятельских снарядов один упал около батареи № 17 и не разорвался. Стоявший вблизи запасный канонир Квантунской крепостной артиллерии – Придик Муликас при падении снаряда был повален на землю силой воздуха, но, несмотря на это, не растерялся, подбежал к снаряду и совместно с рядовым 12-й роты 25-го В.-С. стр. полка Дегтяренко, находившимся вблизи, вынули из снаряда донно-ударную трубку и скатили его за насыпь. За столь самоотверженный поступок благодарю запасного канонира Квантунской крепостной артиллерии Придика Муликаса и рядового 12-й роты 25-го В.-С. стр. полка Дегтяренко.