Яков Шехтер - Астроном

– Огонь, который ты зажжешь, – сказал патриарх, и его глаза за круглыми стеклами очков заблестели, – средоточие духовности, материальное воплощение единства душ миллионов верующих, слитых воедино актом самоотречения во имя любви к Основателю. Только подчинив свое «я» высшей воле, неотрывно слившись с абсолютным началом, можно обрести истинную духовность и подлинную свободу. Основатель, разговаривая с вашим родоначальником, видел на много столетий вперед. Он, конечно же, имел в виду не только ту, одинокую свечку на могильной плите. Основатель пророчески узрел великанов духа, которые понесут на своих плечах стройное здание основанной им традиции, сохранят и передадут будущим поколениям священный огонь, ежегодно возжигаемый на алтаре рядом с его могилой. И в число этих великанов сегодня вливаешься ты, маленький безусый подросток. Ведь истинное величие не в размере мышц и не в мощи оружия, но в силе духа, в понимании, в преданности наследию отцов.

Огонь от той поминальной свечи пятнадцать столетий горел в покоях патриарха. Несколько вместительных колб из голубого венецианского стекла были доверху заполнены желтым искрящимся маслом и по его поверхности плавали фитили. В день нисхождения огня патриарх зажигал от одного из фитилей крохотную свечку, запирал ее в специально сделанный футляр, через который не пробивался ни один лучик света, и передавал мальчику из нашей семьи. Пробраться через узкий лаз, держа в вытянутой руке горячий, пахнущий расплавленным воском футляр, была совсем непростая задача.

Да, я начал рассказывать о своем первом посещении лаза. В первые минуты контраст между влажным жаром, окутавшим здание святилища, и ледяным мраком подземелья приятно поразил меня. Уставшие от многодневной духоты легкие вздохнули с облегчением. Я мысленно представил себе план лаза, который отец столько раз рисовал, и резво пустился в путь. Однако уже через несколько минут мной начал овладевать непонятный ужас. Он усилился, когда пятно света из открытого входа в лаз скрылось за поворотом. Мне начали чудиться ужасные рожи, детские страхи из давно забытых сказок вдруг вернулись и сжали мое сердце каменными пальцами жути. В какой-то момент я даже остановился и решил вернуться, но, припомнив лицо патриарха и его слова о великанах духа, все-таки продолжил путь.

Мой старший брат не мог сопровождать меня, он слишком вырос и больше не вписывался в извилины и повороты лаза. В некоторых местах даже мне, куда более щуплому по телосложению, приходилось выдыхать воздух, чтобы протиснуться сквозь створки каменной щели. Каждое сужение имело имя, и каждое нужно было преодолевать своим, особым манером. Брат подробно описал мне эти приемы, и мы даже отработали самые сложные из них, глубоко зарываясь в плотные скирды соломы на хозяйственном дворе святилища.

По семейной традиции спускаться в лаз мог только один человек. Почему, как, из-за чего: подробности остались за темным занавесом времен. Докатились только смутные отголоски: об отце, якобы умершем в одной из теснин и закупорившему выход сыну, о безуспешных попытках вытащить труп, о расчленении тела на глазах у дрожащего от ужаса ребенка, о седых волосах извлеченного, наконец, мальчика.

Заблудиться в лазу было невозможно, ведь он не имел ответвлений и не соединялся с другими подземельями. Сужения я преодолел без всякого труда, шепотом произнося имя каждого из них, словно прося не гневаться и пропустить. В какой-то момент стало не хватать воздуха, ледяной озноб проник, казалось, до самых костей. Но и это мне описывал старший брат, и по его совету я на несколько минут перестал двигаться и вытянулся в лазу, собирая силы.

Мороз еще сильнее набросился на мое тело и точно окутал его тяжелой одеждой, похожей на шитую золотом массивную сутану патриарха, захотелось спать, руки отказались повиноваться. Я находился в подземном ходу каких-нибудь десять минут, но абсолютная темнота, глухая тишина и холод словно вырвали меня из реальности привычного мира.

Вдруг сверху донеслась чуть слышная музыка. Я без труда узнал орган большого зала. Это значило, что до малого святилища осталось совсем немного. Звуки вернули меня к привычной действительности. Я оторвался от пола и двинулся вперед.

Малый зал был закрыт для посещений. Мой отец и старший брат чистили пол, тщательно выскребая черные полоски грязи, собравшиеся между мраморными плитами. Без опаски я нащупал щеколду, с трудом отодвинул ее. Футляр со свечой полагалось поставить в небольшую нишу, вырубленную с правой стороны на уровне колена. Но в тот раз вместо футляра я принес с собой деревянную чурку таких же размеров. Запрятав ее в нишу, я вложил пальцы обеих рук в специальные выемки с обеих сторон камня и потянул его на себя. Он даже не шелохнулся. Я попробовал еще раз. Тот же результат. Всякого рода мысли закружились в моей голове. Если бы не предупреждение отца, что камень очень тяжел, и его совсем не просто сдвинуть с места, я бы решил, что забыл какую-нибудь из процедур.