Яков Шехтер - Астроном

Вырвав печень, жрец поднял ее высоко над головой, посвящая наблюдающим за нами богам. Струйки крови стекали по его обнаженной руке, застревая в густых волосах. Исай хрипя, дергался на жертвеннике. Я думаю, в этот момент сознание уже оставило его. Но даже если не так, мучиться ему оставалось недолго. С поклоном возложив печень на алтарь для воскурения, жрец двумя рывками вырвал из мальчишки сердце.

Стойкость Исая навела меня на некоторые мысли. Я приказал поставить ванную с горячей водой перед окном залы и провел в ней несколько часов, размышляя о случившемся. Немного сетийского вина в хрустальном стаканчике, вид на Рим, приятная истома прогретого тела.

Почему меня так разозлила стойкость раба? Ведь та же черта характера, проявленная при других обстоятельствах и другим человеком, как, например Сцеволой, приводит нас в восхищение. Думаю, что человеческие качества не существуют сами по себе, их нельзя заранее, вне конкретной ситуации и места, определить как хорошие или плохие.

Доброта по отношению к рабам вредна, она портит их, и, в конечном итоге, только усложняет им жизнь. Трусость в некоторых обстоятельствах превращается в разумную предусмотрительность, а милосердие – в расточительство. Верность Богу у Исая проявилась как примитивный фанатизм, но в культурном и просвещенном обществе Рима, она могла бы обратится в поднимающую душу жертвенность. Без конца упрекающие нас морализаторы делают одну и ту же ошибку: им хочется привести всех к некоему сочетанию качеств, какое представляется им совершенными, забывая о том, что качества эти могут диаметрально меняться в зависимости от человека и ситуации. В итоге, каждый должен судить себя сам, зная, что есть в его случае добро, а что зло, и действовать в соответствии с этим судом. Единственное условие, которое необходимо соблюдать, дабы общество не превратилось в стаю рвущих друг друга волков – суд должен быть честным. Да, судить себя нужно честно и это главное правило, которого следует придерживаться в вопросах этики и морали.

Вот, собственно, и все, моя несравненная и далекая госпожа. В знак любви и грусти посылаю тебе киньяр домашнего вина. Помнится, ты смеялась, что на моей давильне трудится целая деревня. На сей раз и я надел короткую тунику и прыгнул в чан вместе с другими работниками. Рабов я выгнал и вместо них поставил молодых рабынь. Вино, выжатое их нежными пятками, отличается особенно мягким вкусом.

Представь: громадный чан из черного базальта, белые ноги девушек, молодые груди, слегка подрагивающие в такт движениям ног. Я велел рабыням раздеться и получил двойное удовольствие: от крепкого духа раздавливаемого винограда и от юной красоты работающих рабынь.

К вину прилагаю франкского раба мальчишку. Я купил его неделю назад, он невинен и чист, и поверь, мне стоило немалого труда сохранить его в таком состоянии. Только мысль, что он достанется тебе, помогла мне сдержать порывы чувств. Однако поторопись вдохнуть первый цвет, пока старый жирный боров, твой муж, не нанизал мальчишку на себя, как это случилось с моим предыдущим подарком.

Возвращаясь к Исаю, хочу заметить, что и ты, отчасти, виновата в его смерти. Твое упорное нежелание вернуться в Рим, лишающее меня радости наших свиданий, послужило причиной моего раздражения. Вернись, прошу тебя, мне так не хватает ночей в укромном домике возле Свайного моста!

Твой друг и, надеюсь, возлюбленный,

всадник Децима Симмах».

– Значит, это не случайность, – Кива Сергеевич покрутил головой. – Честно говоря, я рассчитывал, что тебя оставят в покое.

Он встал со стула и несколько раз прошелся по мастерской, бормоча себе под нос: не случилось, не случилось, наша кошка утопилась…

Миша терпеливо ждал. Какое отношение имеет утопившееся животное к случаю на железнодорожном вокзале, он пока не понимал, но был уверен, что скоро все прояснится.

– Тут есть приятные и неприятные стороны, – заговорил Кива Сергеевич, остановившись напротив Миши.

– Приятная состоит в том, что ты, судя по всему, обладаешь очень большим потенциалом. Не просто большим, а значительным. Настолько значительным, что солнцевики, отбросив в сторону маскировку, занялись тобой, чуть ли не с первых шагов. Родиться талантом, – Кива Сергеевич грустно усмехнулся, – завидная участь. Многие бы отдали все на свете, чтоб оказаться на твоем месте. Таланту завидуют, видя только положительные стороны и совсем забывая про отрицательные. А они существуют, и до того реально, что многие таланты с радостью избавились бы от дара и стали обыкновенными людьми.