Яков Шехтер - Астроном

Он цокнул языком и сладострастно усмехнулся.

– После этого они, как правило, даже не подают прошение о помиловании. Наоборот, просят скорейшего приведения в исполнение. Итак… – он вопрошающе взглянул на меня.

Я едва заметно кивнул. Слезы катились из моих глаз, сердце разрывалось на части. Но кто бы устоял перед таким выбором!? Кто, покажите мне этого праведника, и плюну ему в лицо!

– Ну, вот и поладили, – сказал алькальд. – Учти, услуг я не забываю. После завершения эпифании перед тобой, человеком, доказавшим свою преданность, откроются новые перспективы.

Он хлопнул меня по колену и встал. Мы вышли из ашрама. Мышь утонула и, словно заснув, боком лежала на дне чаши. Алькальд молчал, только за воротами, раскуривая тонкую сигару из дешевого доминиканского табака, как бы нехотя, произнес.

– О нашем разговоре никто не должен знать. Эпифания ведь начинается стихийно, не так ли?

Я промолчал. Он бросил спичку к моим ногам, выпустил клуб вонючего дыма, и пошел через площадь.

Подойдя к реке, алькальд остановился возле стола, за которым утром пеоны играли в домино. Сейчас на нем валялись огрызки хлеба, чешуя и кости от сушеной рыбы. Пустые жестянки с пивом стояли на земле. Четыре плотно закусивших пеона молодецки храпели под деревьями. Алькальд подошел к одному из них и носком сапога легонько пнул его в бок. Пеон резко сел, и выхватил из кармана огромный складной нож. Увидев обидчика, он смутился и моментально спрятал нож обратно в карман.

– Надеюсь, запах падали не помешал вашей трапезе? – вежливо поинтересовался алькальд.

– Не-а, – мотнул головой пеон. – Но только после того, – указал подбородком на противоположную сторону реки, – без пива кусок в горло не лез.

– И чем вас так поразил мертвый осел?

– Это не осел, – сказал пеон. – Это дракон.

– Драконов не существует, – алькальд укоризненно покачал головой. – Они появляются только после второй бутылки спирта. А вы не получили даже первую.

– Это дракон, – настаивал пеон. – В точности, как на картинках. Крылья, точно у летучей мыши, зубастая пасть, и хвост.

– Может, это просто большая летучая мышь? – предположил алькальд.

– Не-а, клыки у него волчьи, а когти медвежьи. Да поезжайте и смотрите сами. А я больше туда ни ногой.

– Хорошо, – согласился алькальд. – Завтра с утра и поеду. А повезешь ты. Понял?

– Понял, – угрюмо пробормотал пеон. – Как не понять.

Креолка Авдотья заперла за мной калитку и двинулась по дорожке, ведущей к дому. Я последовал за ней. Бедра и задница Авдотьи, туго обтянутые цветастой тканью, совершали движения, не имеющие ничего общего с ходьбой. На пороге кухни Авдотья обернулась и окатила меня зазывающим взглядом.

Вдова Монтойя лежала в гамаке, прикрыв лицо фиолетовым платком. Гамак тихонько покачивался, вдова спала. Стараясь не шуметь, я прошел в сад и принялся за работу. После смерти мужа на заготовках кукурузы, вдова Монтойя повернулась на цветах. Ее маленький садик был засажен до последнего сантиметра земли всякого рода диковинными растениями. Весте с настурциями, левкоями, хризантемами, тут цвели мальвы и кошачьи коготки. Вьюнки обвивали бугенвилию, розы соседствовали с обыкновенной полевой ромашкой. Все это необходимо было поливать, окучивать, и содержать в образцовом порядке.

Платила вдова сущие гроши, но зато Авдотья три раза в неделю кормила меня роскошным обедом и перед уходом вручала увесистый сверток с бутербродами. Ими я и питался до следующего обеда. Авдотья упорно предлагала утолить и другой голод, но я под разными предлогами уклонялся. Учитель, тот, кого алькальд так фамильярно обозвал студентом Исидором, давно объяснил нам, что женщина заземляет и гнобит душу.

– Взлететь можно только на чистых крыльях, – постоянно повторяет Учитель. – Написано в двенадцатой саре: «Отдались от зла, и твори добро». То есть, сначала человек должен уйти от всего, мешающего полету души, а лишь потом отрываться от земли.

Мы, его ученики, пока находимся на первой стадии. Учитель каждую неделю подводит итоги, рассказывает каждому, насколько тот продвинулся. И я не хочу, чтобы грубая чувственность похотливой самки отбросила меня назад.

Работу в саду я знаю и, не мешкая начал собирать опавшие лепестки. Засуха не коснулась садика вдовы Монтойя, деньги на воду для полива она не жалеет. Могла бы и садовнику надбавить пару песо.