Александр Кузнецов - Два пера горной индейки

Мы чуть было не вылетели на преградивший нам путь голубой лед. Обойдя его сверху по глубокому снегу, едем дальше. Вскоре дорога переходит на южный склон, и я говорю:

— Пойдем пешком, камней много, жалко лыжи. Тут уже недалеко.

— Пойдем, — отвечает он, — камней много, жалко лыжи. Правда, жалко лыжи обдирать?

— Конечно.

— Тут уж недалеко, — говорит Старик, — а лыжи жалко.

Мы отстегиваем свои маркеры, втыкаем лыжи с палками в снег на обочине дороги и идем дальше пешком.

— Оляпки и зимой купаются, правда?

— Правда, — отвечаю я, — они всегда в воде живут.

— Они плавают и балуются, правда?

— Ага.

— А зачем они зимой купаются?

— Они ищут себе корм в воде, под камнями.

— Какой корм?

— Ну, как тебе сказать, они едят разных насекомых. Это их корм. То, что они едят.

— Какие это насекомые?

— Букашки всякие, комарики...

— Комариков не жалко, правда? Они кусаются.

— Угу.

Старик задает вопросы о том, что я ему уже рассказывал, словно хочет закрепить свои новые знания.

— А сегодня выходной, и никто на скалы и на лыжах не пойдет, правда?

— Правда.

— A y медведя след большой, как у человека, правда?

— Правда.

— А правда у лисицы след прямой, а у собаки в разные стороны?

— Ага.

— А солнце когда захочет — выходит, а когда не захочет — не выходит, правда?

— Правда. То есть как это?! — спохватился я. — Солнце всегда восходит утром, а заходит вечером.

— А вот и нет. Когда снег идет, оно не выходит.

Дорогу пересекает ручей, метра в три шириной. Вода в нем чистая, прозрачная. Если бы она могла остановиться на минуту, замереть на месте, ее совсем не было бы видно. Она стала бы толстым стеклом. Заметна вода лишь своим течением, мелкой рябью, перепадиками. Только что ручей осветило солнце.

— Погоди, Старик, нам спешить некуда. Давай посмотрим на ручей, — говорю я.

И хотя ему совсем непонятно, зачем надо смотреть на ручей, он охотно соглашается:

— Давай посмотрим. Нам спешить некуда.

На северном берегу ручья — огромные снежные подушки. Они нависают над водой. А под ними, почти касаясь поверхности воды, распластался закраинками ледок. Он то совершенно прозрачный, то весь в дырочках, то соткан из причудливых кристаллов изморози — тут и тончайшие веточки хвои, и друзы горного хрусталя, и листья папоротника. А противоположный берег, освещаемый солнцем, совсем без снега. В самый разгар зимы здесь весна. Вдоль воды тянется проталина. Вместо снега к ручью свисает сухая прошлогодняя трава, а сквозь нее, наперекор январю, пробивается свежая зелень. Солнце течет по воде золотистыми бликами, напоминающими своей формой пчелиные соты.

Вокруг сверкает, искрится снег.

— Пора очки надевать, — говорю я.

— Пора уже, — отвечает Старик, и мы надеваем темные очки.

Я хочу перенести его через ручей по выступающим из воды камням, но он протестует:

— Сам перейду, я не боюсь.

Но я все-таки беру его за руку, и мы переходим ручей вместе.

— А смешно как, звери испугались тараканища! — щебечет Старик. — Такие большие — и все испугались.

— Какие звери? — не понимаю я.

— «Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом наперед...» И испугались все. Даже львы поклонились ему. Все попрятались. Такие большие! А птичка маленькая не испугалась, прилетела и съела таракана усатого. Правда?!

— Правда. Того, что тебе по силам, бояться не надо. Но надо хорошо знать, что тебе по силам, а что пока нет.

— Конечно! Лев ведь сильнее таракана, правда? Лев, если бы захотел да не испугался, он бы съел таракана. А таракан его съесть не может. Правда?

— Ага. Вот сейчас должен быть ручей, где живут оляпки. Мы там сядем на мосточке и будем смотреть, как они летают, ныряют, купаются. Ты никогда не видел оляпок?

— Никогда не видел.

— Это замечательные птицы. Грудка у них белая, а все остальное перо коричневое. Они могут бегать под водой, прямо по дну, и даже летают под водой против течения. Машут крыльями, как в воздухе, и вода их не сносит. Ты знаешь, я один раз нашел гнездо оляпок, которое было устроено за водопадом. Чтобы в него попасть, оляпки пролетали прямо через водопад. Они так и вырастили своих птенцов за стеной падающей воды. А скоро оляпки будут петь, они поют уже в феврале, хотя остальные птицы начинают петь только в апреле — в мае. Так красиво это у них получается, старина! Сядет птичка оляпка на камень посреди воды и поет заливается. А кругом солнышко, вода журчит.

— А зачем они поют?

— Настроение у них хорошее, все в порядке. Что ж им не петь?