Айрис Мёрдок - Отрубленная голова

— Нет-нет, — запротестовала она. — Я не хочу. Пусть твои вещи останутся у тебя.

— Но ты можешь помочь мне их правильно расставить, — предложил я. — Придешь как-нибудь?

Антония посмотрела на меня. Ее лицо сжалось, и она покачала головой, пытаясь что-то ответить. А потом воскликнула: «Мартин, я такая несчастная!», — застонала резко и пронзительно и тяжело опустилась на кровать, заходившую под ней ходуном. Я продолжал наблюдать за ней.

В дверь снова позвонили. Антония сразу перестала всхлипывать, как будто в ней повернулся выключатель. Когда я проходил мимо нее, она схватила меня за руку. Я на мгновение сжал ее руку, желая подбодрить, и направился в холл. У открытой двери маячил силуэт. Это был, конечно, Палмер.

Я ожидал его прихода с той минуты, как в доме появилась Антония, и ощутил невыразимое облегчение, увидев его высокую фигуру на пороге. Я не мог разглядеть его лица, но почувствовал, что мое собственное утратило какое-либо выражение. Однако меня обрадовал его приход.

— Антония здесь? — спросил Палмер. Его голос прозвучал грубо и отрывисто. Он явно волновался.

— Да. Ты хочешь ее видеть? — поинтересовался я.

— Я хочу забрать ее с собой, — сказал Палмер.

— В самом деле? — удивился я. — А если она не захочет идти?

Антония распахнула дверь гостиной. Свет упал на лицо Палмера, на четкую, прямую линию его рта и полузакрытые глаза. Это было лицо человека, находящегося в опасности, и я ощутил торжество.

— Входите, пожалуйста, — ясным голосом произнесла Антония.

На лестнице опять показались грузчики с китайскими чиппендейловскими креслами. Слышно было, как они с грохотом задели ими о перила. Я вернулся в гостиную, и Палмер последовал за мной. Я закрыл дверь, и мы посмотрели друг на друга.

— Антония, пойдем со мной, я очень тебя прошу, — обратился к ней Палмер. Он говорил холодно и как-то мертвенно. Я понял, что имела в виду Антония, утверждая, будто он стал другим человеком. Похоже, он был уверен, что я рассказал ей о случившемся в Кембридже.

Она заколебалась, переводя взгляд то на Пал-мера, то на меня, и почти неслышно прошептала:

— Ладно.

— Ты никуда не пойдешь, — возразил я.

— Помолчи, Мартин. Ты уже вмешивался в дела, в которых ни черта не понимаешь. — Он не отрываясь смотрел на Антонию.

— Это ты вмешался в дела, в которых ни черта не понимаешь, — бросил ему я, — когда разрушил мой счастливый и удачный брак.

— Он не был ни счастливым, ни удачным, — возразил Палмер, продолжая глядеть на Антонию. — Счастливым мужьям не нужны молодые любовницы. Надевай пальто, Антония.

— Она не пойдет с тобой, — повторил я. — Неужели ты не видишь, что она тебя боится?

Антония стояла, слегка покачиваясь и согнув плечи. Она глядела то на него, то на меня большими, изумленными глазами и показалась мне живым воплощением ужаса.

— Мартин, ты и Антония будете делать то, что я вам скажу.

— Мы больше никогда не будем этого делать, — парировал я. — Бедный Палмер. А теперь ступай.

Мы все трое поняли, что вот сейчас я наброшусь на Палмера и ударю его. У Антонии от волнения увлажнились губы. Лицо Палмера расслабилось, и он вновь предстал передо мной обезоруженным и растерянным, совсем как в Кембридже. Он отвел взгляд от Антонии и повернулся ко мне.

— Ты разрушитель, — мягко проговорил он. А затем принялся убеждать Антонию: — Подумай хорошенько. Мы должны с тобой объясниться, но не здесь.

— Ради Бога, убирайся, — сказал я.

— Только с ней, — заявил он и двинулся к Антонии.

Она отпрянула от него к окну, зажав рукой рот. Он взял ее за руку, словно желая подтолкнуть к выходу, и она негромко вскрикнула. Я подошел к нему и вцепился ему пальцами в плечо. Он повернулся и попытался вырваться от меня. Когда он поднял руки, я изо всех сил ударил его по лицу. Он потерял равновесие и упал. Антония перешагнула через него и выбежала из комнаты. Схватка закончилась.

В сценах насилия всегда есть что-то жалкое, нелепое и противное. Я имею в виду — в жизни, потому что в кино драки выглядят иначе. Палмер медленно поднялся на колени и постарался сесть, прислонившись к стене. Он закрыл лицо рукой. Я тоже сел на корточки и внимательно следил за ним. Я заметил, что стекло на одной из гравюр треснуло. Палмер больше не вызывал у меня ярости, и я был доволен своим поступком. За окнами по-прежнему лил дождь. Через минуту-другую я спросил:

— С тобой все в порядке?

— Думаю, что да, — сказал Палмер, не отнимая руки от лица. — Ничего серьезного. Но ты меня здорово обработал.