Там был один-единственный звонок. До этой минуты я как-то упускал из виду, что в доме могут быть и другие жильцы. Во всяком случае, звонок был всего один, и я нажал на кнопку. До меня не донеслось ни звука изнутри, и через минуту я позвонил снова. Опять ни звука. Я отступил и поглядел на занавешенное окно, в котором горел свет. Вернулся к двери и легонько толкнул ее, но она оказалась заперта. Я всмотрелся в прорезь почтового ящика. В холле было темно, и я не услышал приближающихся шагов. Оставил почтовый ящик открытым и позвонил в третий раз. Я решил, что, вероятно, звонок не в порядке, и задумался, что же мне делать дальше. Громко позвать Гонорию, с силой забарабанить в дверь либо бросить в окно камень? Я размышлял над этими вариантами, и все они показались мне маловыполнимыми. Неизвестно, удастся ли мне достаточно громко крикнуть, а другие способы слишком грубые. В любом случае я не получил бы удовольствия ни от высунувшейся из окна головы, ни от неловкой встречи в дверях. По-настоящему мне хотелось только одного — прокрасться в какую-нибудь комнату и оказаться наедине с Гонорией.
Потом до меня дошло, что это вполне осуществимо. Я заметил небольшую калитку около дома. Несомненно, она вела в сад. Я толкнул ее. Она была открыта. Я направился по узкому проходу из поросших мхом кирпичей, разделявшему дома, и вышел в садик. Немного отступил в сторону. Над черным силуэтом уныло поникшего дерева в лунном свете виднелась задняя часть дома, но сам он оставался во тьме. Окна с балконной дверью в комнате на первом этаже выходили в сад. Я на цыпочках двинулся по траве и взялся рукой за дверь. Опять остановился, пока не стихла волна охватившей меня паники. Полагаю, мое дыхание, даже мое сердцебиение были слышны в доме, напоминая шум машины. Я нажал на дверь, просунул в щель палец и резко толкнул ее от себя. Она подалась; не знаю, была ли она отперта или от моего удара в ней сломался какой-то слабый запор. Я широко распахнул створки обеими руками.
Я очутился в темной комнате, слабо освещенной догорающим в камине огнем. Теперь я почти не сознавал, что делаю, и двигался, словно во сне. Очертания предметов расплывались, стоило мне на них поглядеть. Я пересек комнату, открыл белую дверь, мерцавшую передо мной во тьме, и вышел в холл. Тусклый свет от уличного фонаря, лившийся через открытую дверь одной из передних комнат, указал мне ступени. Я начал подниматься по лестнице, хватаясь за перила и ступая как можно мягче и тише. На верхней площадке из-под двери пробивался свет.
На минуту я заколебался. Но затем подошел к двери и постучал. После столь долгой тишины, окружавшей меня, этот стук прогремел как раскат грома. Я подождал, пока он смолкнет. Ответа не последовало, и я открыл дверь. На мгновение свет ослепил меня.
Напротив меня стояла большая двуспальная кровать. Комната была ярко освещена. На кровати сидела Гонория, устремив на меня свой взгляд. Она сидела боком, укутав ноги одеялом. Ее смуглое тело было обнажено, и она показалась мне похожей на резную фигуру на носу корабля. Мне бросились в глаза ее острые груди, черные, спутанные волосы и жесткое, ничего не выражающее лицо, тоже как будто вырезанное из дерева. Она была не одна. Голый мужчина около кровати торопливо накидывал халат. Мне стало абсолютно ясно, что я прервал любовную сцену. Мужчина был Палмер.
Я закрыл дверь и спустился вниз по лестнице.
На ощупь отыскав выключатель, я зажег свет в холле и вернулся в комнату, через которую пришел. Включил свет и там — в ней сразу загорелось несколько ламп. Кажется, это была белая комната, с книжными шкафами по стенам и креслами, обитыми ситцем. Я закрыл широко распахнутую дверь; оказалось, что я сломал задвижку. Задернул занавески, тоже ситцевые, и направился к камину. На низком столике стоял поднос с двумя бокалами, графин виски и кувшин с водой. Я налил себе виски, основательно расплескав его по столику. Выпил. Потом подлил еще немного, разжег огонь в камине и принялся ждать.
С того мгновения на мосту Ватерлоо, когда я осознал свое чувство, мне казалось, что я стараюсь пробиться сквозь занавес. И вот я внезапно и с совершенно непредсказуемыми последствиями проник за этот занавес. Я не мог опомниться от изумления, меня мучила страшная боль, но, как ни странно, я испытывал неожиданное спокойствие. Я прокрался к ней в дом как вор. И теперь находился внутри, чувствуя себя генералом, выигравшим битву. Они придут, они должны прийти и увидеться со мной.
Читать дальше