Виталий Кравчук - Дело №888

Я снова стоял один и не мог ни говорить, ни двигаться. Ураган сменился чудовищной тишиной, от которой становилось страшно.

– Подсудимый! – послышался Его знакомый голос. – Вам предоставлено последнее слово. Мы не будем ждать вечно, пока ваши мысли начнут работать. Уже несколько минут по непонятным причинам я не слышу даже намека на мысль. Ваша голова молчит. Не знаю, как вам это удается, но прошу проснуться.

«Значит, Он не видел того, что происходило. Не слышал, о чем мы разговаривали. Ну что ж, тем лучше. По крайней мере, один раз в жизни я сделал что-то хорошее не напоказ. Сделал не для того, чтобы заметили и отблагодарили, а просто потому, что верю. Верю в Него, в Его доброту и любовь. И не жалею о своем выборе. Я не жду прощения, но хочу быть услышанным – возможно, в последний раз в жизни».

Сосредоточившись, я начал мысленно говорить:

– Уважаемый суд! Уважаемые господа присяжные заседатели!

Я прожил жизнь, не соблюдая Божьих законов. Я отрекся от Бога, не имея на это никакого права. Я уделял слишком много внимания собственной персоне и плевал на окружающих. Готов ответить за все свои поступки и не боюсь этого. Не знаю, какое меня ждет наказание, но, уверен, оно будет справедливым.

Перед вынесением вердикта хочу сказать следующее. Мне всего тридцать три, а я уже успел испытать счастье. Большое счастье! И если бы мне дали шанс прожить жизнь заново, вряд ли я стал бы что-то менять. После смерти дочери я действительно отвернулся от Бога. Моя вина в этом. Но я приложил все усилия, чтобы вернуться к Нему. В последнее время я многое понял. Еще не попав сюда, понял, что верю. Пусть из-за гордости и малодушия так и не сходил в церковь и не исповедался, но в душе обрел покой. Покой от осознания того, что Он любит меня. Любит и защищает мою семью. И, вопреки всему, что здесь сейчас происходит, я бесконечно благодарен Ему. Я не успел признаться в этом на земле и сожалею об этом. Сожалею о том, что только здесь понял, как Он нужен мне, только здесь и сейчас понял истинный смысл покаяния. Оказывается, это совсем не тяжело, а напротив, легко и радостно. Мне действительно захотелось измениться, но, не буду кривить душой, захотелось здесь, а не там. Там казалось, что я очень даже ничего. Трудно взглянуть на себя со стороны. Сколько раз, защищая преступников, я слышал, как в последнем слове они врут суду, что «все поняли, раскаялись и больше не будут совершать преступлений». Все эти слова направлены исключительно на смягчение наказания. Поэтому не буду следовать их примеру и скажу, что даже если мне будет предоставлен шанс вернуться, не обещаю стать праведником и уйти в монастырь. Единственное, что могу обещать, это попробовать измениться. Измениться в лучшую сторону и попытаться не заниматься больше самолюбованием.

Возможно я повторюсь, если скажу, что не боюсь за себя. Но я жутко боюсь за семью. Боюсь, как они будут без меня. Не знаю, хороший я человек или нет, но одно знаю точно: больше всех на свете я люблю жену и сына. Люблю настолько, что готов заплакать, как ребенок. Может, моя любовь эгоистична, но это любовь. Я готов отдать жизнь за то, чтобы у них все было хорошо. Далеко не каждому дано так любить. Не каждому суждено встретить в жизни свою истинную вторую половину. Мне же посчастливилось ее встретить, и я очень благодарен за это Богу. Любить и быть любимым – наивысшая ценность в жизни.

Если я имею право что-то просить, прошу об одном: сохранить жизнь моей семье. Не думаю, что они должны отвечать за мои грехи. Любое право исходит из того, что один человек не может быть в ответе за другого. Это было бы неправильно.

Спасибо, больше мне добавить нечего.

Я закрыл глаза и мысленно представил, как встаю на колени. Спокойно и сосредоточенно я стал читать единственную молитву, которую знал наизусть – «Отче наш». В седьмой раз читая молитву, на словах: «И не введи нас в искушение…» я услышал голос:

– Любимый, ты где витаешь? Вернись, ты мне так нужен!

Я открыл глаза. По иконостасу я понял, что нахожусь в храме, в котором крестили Вовку. Я стоял на белом полотенце, одетый в черный костюм и белую рубашку, в которых уходил утром. Рядом была Машка, в красивом, но скромном белом платье. Голова ее была покрыта фатой. Лицо излучало счастье. Я посмотрел перед собой. В этот момент священник, стоявший перед нами, поднял голову, и я увидел его лицо.

Это был Говоров. Посмотрев ему в глаза, я увидел, как он еле заметно подмигнул мне. Оглянувшись, я обнаружил очень трогательную картину. Прямо за нами стояли Мишка и Машина подруга Аленка. Чуть подальше – мои и Машины родители. Еще дальше – Платон, Катюша с мужем, Валерий Геннадьевич и Андрюха Макаров. Платон держал на руках Вовку, который пытался подергать его за бороду. Я понял, что участвую в обряде венчания.