Виталий Кравчук - Дело №888

С Васькой у меня были вполне приличные отношения, обусловленные тем, что я не только был в состоянии постоять за себя, но и всегда с радостью участвовал в любых шалостях, не боясь, что потом влетит. Но, кроме шалостей, я еще прекрасно справлялся со школьной программой, чем Васька похвастаться не мог. Зато он единственный в классе мог подтянуться пятнадцать раз. С Рыбниковым мы не враждовали, а скорее сосуществовали в пределах одного класса. Я всегда давал Ваське списать, а Васька показывал мне, как из двух магнитов и марганца сделать бомбочку. Старшие ребята нас не обижали, зная, что вместе мы будем драться до последнего, причем Васька – настолько отчаянно, что лучше не связываться.

К директору всегда вызывали обоих. От этих выволочек мы еще больше сплачивались, но все же не настолько, чтобы стать лучшими друзьями. Я понимал, что рано или поздно с Васькой влипну в такую историю, из которой потом не выпутаюсь. Васька же понимал, что, кроме самодельных бомбочек и канцелярских кнопок, подкладываемых учителям на стул, меня интересуют и другие, чуждые ему вещи.

В один из дней февраля наши отношения окончательно перешли в плоскость сосуществования. Произошло это, когда у нашего одноклассника Леши Сенкевича, хлипкого и забитого, был день рождения. У нас было принято, что на день рождения именинник приносил конфеты и после уроков мы оставались пить чай, есть конфеты и поздравлять виновника. Но Леша Сенкевич был из неблагополучной семьи с сильно пьющим отцом и несчастной матерью. Поэтому денег на конфеты у его родителей тогда не оказалось. Он пришел без конфет. И столкнулся с жестокостью, свойственной отрокам двенадцати лет.

Вместо поздравлений с днем рождения Лешу Сенкевича начали дразнить и подкалывать, называя «бомжом». Детям трудно понять, как можно не иметь денег на конфеты и как можно не угостить ими класс в день рождения. Лешу обвинили в жадности и перестали с ним разговаривать. Особенно старались девочки, демонстрируя, насколько он им противен. Двенадцатилетние очаровательные создания с милыми косичками превратились в настоящих монстров, желающих уничтожить Лешу. Сенкевич, превозмогая обиду, держался молодцом и старался не показывать виду. Это злило всех еще больше. Классная руководительница от души поздравила Лешу, объявив, что после уроков, как всегда, состоятся наши посиделки. Но никто уже не хотел в них участвовать. Сговорившись, весь класс объявил Сенкевичу бойкот. Без конфет он никого не интересовал.

Особенной симпатии к Сенкевичу я тоже не испытывал, поэтому спокойно наблюдал все это со стороны. Я не знал, какую занять позицию, хотя в глубине души понимал, что одноклассники неправы. Просто противопоставить себя классу из-за какого-то Сенкевича я не решался. Васька рьяно встал на сторону класса и подначивал всех устроить Леше «темную».

На большой перемене Васька перешел к активным действиям. Для начала он отвесил Сенкевичу мощный подзатыльник, после чего со словами «конфеты для нас зажал» влепил ему отборного пинка. Постепенно к Ваське стали присоединяться и другие ребята, поочередно подходившие к Сенкевичу и одаривавшие его пинками. Влияние Рыбникова было настолько велико, что ни один из одноклассников не посмел не подыграть ему. Пиная Сенкевича, они, наверное, думали, что заработают авторитет у Васьки, который больше не будет их трогать. Они с наслаждением «чморили» Сенкевича, не осознавая, что в любой момент могут оказаться на его месте. Девочки хохотали над бедным Лешей, говоря, что за жадность надо платить.

На определенном этапе издевательств я не выдержал и из стороннего наблюдателя превратился в малолетнего Робин Гуда. Не говоря ни слова, я подошел к Рыбникову и задвинул ему такую затрещину, что тот отлетел в сторону. Весь класс затих. Открыв рты, все стали ждать, что будет дальше. Васька был сильнее и мог спокойно ответить. Его бы тут же поддержали остальные. Но Васька не ответил. То ли оттого, что растерялся, то ли оттого, что почувствовал мою уверенность в правоте.

Не знаю, что переживал Васька, но на этом инцидент был исчерпан. Все успокоились и вернулись к своим делам. Рыбников перестал со мной разговаривать. Сенкевич пригласил меня домой отметить день рождения. Я согласился. Леша был настолько благодарен, что, казалось, готов был отдать за меня жизнь. Тогда я впервые испытал истинное наслаждение от благодарности. Рыбников наконец остался на второй год, и мы окончательно перестали общаться. Кажется, потом он все-таки попал в историю, которой я так боялся и из которой нельзя выпутаться.