Максим Осипов - Грех жаловаться

Нажимать на все кнопки подряд было ошибкой: наше тихое, безмолвное житие враз нарушилось, и не стало в нем ни благочестия, ни чистоты. Началось все с разговоров с прогрессивным журналистом. «В России, – говорит, – всё лучше, чем кажется». Ага, good to know. Улыбается, мы-то с ним – элита. Сейчас нас поддержит государство. И стали к нам в город ездить чиновники – с непрошеными проверками (как еще в мирное время может заявить о себе государство?) и так, показаться.

Начальство почему-то решило, что раз чего-то нет в областном центре, то и у нас быть не должно (министр – мне: «Да я тебя в область возьму!»). Маленькие начальники, надо сказать, еще и очень неухожены, некрасивы физически. Что делали эти мальчики в детстве: мучили животных, были старшинами в армии? Венец эволюции – особый биологический вид, совершенно равнодушный к наличию в жизни содержания. Слово, взгляд, рукопожатие – все бессмысленное. Чиновники, особенно пожиже, полагают, что нет большего счастья, чем занять их место. В этом шизофреническом, вымышленном мире говорят о вещах несуществующих, но силой разговоров получающих какое-то демоническое полусуществование. Одно теперь хорошо – нет проклятой идеологии (на памятнике Ленину написано углем: «Миша, это Ленин», никто не стирает), мыслями моими они управлять не хотят.

Большой начальник (сейчас уже бывший, их часто меняют) словоохотлив. О себе говорит в третьем лице («Такой-то вам обещает…»), как будто быть начальником – его сущность. Другое дело: И гибну, принц, в родном краю… – принца можно заколоть, его нельзя снять. В противовес риторике советских времен (подвиг простого труженика и прочее) теперь о «народе» начальник говорит с гадливостью или со снисходительным презрением: «Пришла бабушка в поликлинику…» Какая она тебе бабушка, сынок? Вот, в соседней области главного врача одной из больниц осудили на пять лет условно и сняли с должности. Была безумная старушка, которая все время ходила в больницу, надоедала, мешалась под ногами. Главврач попросила начальника милиции что-нибудь сделать: не знала, что старушка «не бесхозная» – так теперь говорят. Милиционеры отвезли старушку в лес, где ее загрызли одичавшие собаки. Милиционеров посадили.

Есть, однако, сила, с которой начальство готово считаться, которую принимает всерьез, – это бандиты. Писать о них боязно и неприятно. «Бандиты – тоже люди», «У бандитов есть свои законы» – да, у раковой опухоли тоже свои законы роста и метастазирования, она тоже состоит из живых клеток. Но, убивая хозяина, опухоль погибает сама. По утверждению богословов, в этом и состоит скучный замысел дьявола – уничтожить мир и себя.

Пока мне удавалось впрямую с бандитами не сталкиваться, насилие в нашем городе носит в основном неорганизованный характер: «Гражданин А., такого-то года рождения, уроженец города Б., пришел в дом гражданина В., уроженца города Г., и, застав там гражданина Д., нанес ему два ножевых ранения в грудную клетку», – вот как это видится следователям прокуратуры. Но найти подручного бандита так же просто, как попасть с приличной страницы в Интернете на неприличную: одно-два нажатия – и готово. Помощь бандитов в решении любых задач – главное искушение нашего времени. Раньше эту роль играла госбезопасность – столь же универсальное и всепроникающее средство. Прибегать к ее покровительству среди порядочных людей считалось недопустимым, с бандитами ситуация иная, и вот уже очень милая пожилая дама советует мне обратиться за деньгами к богатому мужику: «Он уже не бандит, ну, может, был когда-то…» И библиотеке занавесочки подарил, и местная знаменитость читает стишки на его дне рождения. Ситуация-то у знаменитости не «плюнь да поцелуй у злодея ручку», приязнь ее к человеку дела — искренняя. Что значит – уже не бандит? Отсидел, раскаялся, прошел большой духовный путь? Или просто нет теперь необходимости убивать? «Зато его дети учатся в Оксфорде…» Дети, такой чувствительный предмет! Как же тогда вина отцов в детях и в детях детей? Запаса зла хватит надолго, а интеллигентки слишком легко чаруются силой.

Несколько раз пришлось лечить «братишек», с мертвыми глазами. Спрашиваю невинно: «Откуда татуировки? Что они значат?» – «Для чего тебе, доктор?» Зачем тогда их делать? Какой-то этикет (как «во флоте» – «на флоте»), мы должны молча склонить перед ним голову. Причастность к гнусным тайнам. О многом рассказал однажды сосед в самолете, психиатр (отсидел четыре года): как себя вести в современной тюрьме, в лагере, чтобы уцелеть. Прежде всего это оказалось скучно.