Кари Хотакайнен - Улица Окопная

Промаявшись пару дней, я наконец зарядился необходимой энергией, чтобы основательно убраться в квартире. Рассадил мягкие игрушки на кровати и тщательно вылизал все углы. Сперва я думал, что Хелена только хотела проявить свой огненный нрав, но постепенно проникался верой в развод.

Дни проходили в тумане, деталей я совершенно не помню. Меня бросили. Все мамы с детьми во дворе стали моими. Когда по телевизору показывали репортажи о проблемах детских садов, я выключал его. Все шатенки в рекламе одежды были Хеленой.

Мягкие игрушки оказались страшнее всего. Их глаза отовсюду смотрели на меня, как на убийцу. Я собрал игрушки в большой картонный ящик и засунул в кладовку. Маленькую тарелку с мишкой, которая обнаружилась в мойке, я швырнул в помойное ведро, словно отравленную.

Как-то Хелена позвонила мне сообщить, что нам запрещено контактировать. Она этого добилась. Я заорал, что из-за одного фингала это невозможно. Она утверждала, что уломала чиновников. Я знал, что фокус не пройдет, но от самого намерения мне стало до того больно, что я бросил трубку.

Я написал Хелене письмо. Из кожи вон вылез, чтобы письмо получилось спокойным и примирительным. Я попросил разрешения увидеть Сини как можно скорее. Хелена согласилась, но от развода не отступилась.

На автостоянке перед маркетом Хелена отпустила Сини: ну, беги к папе. Схватив Сини на руки, я старался сдержать рыдания. Накрутив мои волосы на палец, Сини спросила, где я был.

– Дома.

– Но не у нас дома. Наш дом у тети Сиркку.

– Это понарошку. Скоро вы вернетесь ко мне в настоящий дом.

– А мама говорит, что нет.

– Мама шутит.

– Не-а. Хочу морожено-о.

– Мороженое дома.

– Там, в настоящем доме?

– Там.

В понедельник утром я вернул ей Сини. Местом передачи Хелена назначила ту же автостоянку. «Местом передачи». Ничего себе нашла выраженьице! Прижав Сини к себе, я обещал, что в следующий раз мы пойдем в Линнанмяки. [1]

– Я буду кататься на деревянной лошадке?

– Да, на лошадке.

– Которая кружится?

– Угу.

– И на жирафе?

– Договорились.

Светлые прядки Сини плескались по ветру, когда та бежала к Хелене. Подхватив дочку на руки, Хелена растворилась в море людей.

В последующие дни я так затягивал свои пробежки, что держался уже не телом, а духом. Потом, принимая душ, я не мог вспомнить, где побывал. Ноги несли меня вперед и вперед, но башка оставалась все время в квартире.

Однажды воскресным днем под завязку длительного забега я сбился с привычного маршрута и обнаружил себя на перекрестке узких улиц в районе частных домов. Обливаясь потом, я опустился на колени.

Отдышавшись, огляделся вокруг.

В глаза так и перла зелень.

Изгороди из боярышника, яблони, кусты сирени, березы, сосны, осины, клумбы. Сквозь зелень проглядывали стены старых домов, фронтоны, веранды, двери, окна, двускатные крыши. Я прищурился, солнце в зените глядело прямо на меня.

Сквозь солнце и зелень листвы я различил фигуру мужчины в рабочих перчатках, который пропалывал клумбу, как бы раздумывая и взвешивая каждое движение, а за густой еловой изгородью сосед его толкал тарахтящую газонокосилку. Издалека доносились детские крики и смех.

Пот свободно стекал по лицу, я двинулся вперед узкой улочкой.

В просвете зеленой изгороди сверкнула загоревшая плоть, я остановился.

Женщина с бокалом белого вина и иллюстрированным журналом пересекала зеленый дворик. Расположившись в шезлонге, она поставила бокал на маленький круглый столик и принялась листать глянцевый толстый журнал. Время от времени укладывая его на грудь, она взирала на солнце так, будто то пребывало на небе исключительно ради нее, чтобы дарить ей тепло. Женщина медленно перемещала длинные ноги, словно хрупкие дорогостоящие предметы, в поисках максимально удобной позы. Казалось, ноги ее росли прямо от груди, убегая в бесконечность.

В канаве прямо под кустами боярышника был большой камень. Устроившись на нем, я изучал женщину сквозь изгородь. Она щурилась, перелистывая страницы. Раздались хлопки. Чуть поменяв позу, я разглядел дородного мужика, который направлялся к женщине. Бежевые шорты, майка без рукавов. Пляжные шлепанцы при каждом шаге издавали хлопающие звуки. Остановившись перед женщиной, мужик чмокнул ее в лоб и плюхнулся рядом на свой шезлонг. Ткань застонала под весом китовой туши. Так они сидели – одни друг для друга, и солнце одно для них.

Приподнявшись, я раздвинул ветки, чтобы осмотреть весь двор. Две старых яблони, ягодные кусты, маленькие декоративные елочки. Газон только что пострижен, там и тут россыпи скошенной травы.