Энтони Бёрджес: М.Ф.

– Когда я женюсь, то только по любви.

– Ох, – сказал Лёве, – весьма юношеское замечание. Если б все женились по любви, мир стал бы адом. Любви учатся при выполнении прочих супружеских обязанностей. Остальное для поэтов. Молю Бога, – озабоченно продолжал он, – чтобы семейство Ань не узнало о вашем, о вашем…

– Если скажете, где оно, черкну записку.

– Нет, нет, нет, пет, нет.

– «Риверхед стар» ничего не сообщила. Руководство колледжа позаботилось. В более ответственных органах может что-нибудь просочиться, но имя упоминаться не будет. Протестующие студенты имеют лишь коллективное существование. Личность тонет в цели или в ритуале. Лозунги до оргазма. Гитары, барабаны бонго, песнь общечеловеческого братства. Лоснящиеся бороды юнцов распахиваются, со смертельным пылом приветствуя нас.

– Юная леди, мисс Ань, – очень достойная юная леди. Фотографии не отдают ей должного. И воспитана очень строго. Эти старые кантонские семейства нравственны, высоконравственны.

– Ничего себе, нравственность. Династический брак. Способ получить деньги. В остальном то же самое, что общая свалка в Солт-Лейк-Сити… [9]

– Ну, – неуместно вставил Лёве, – невозможно представить, чтобы кто-нибудь в Солт-Лейк-Сити поступил так, как вы. Я хочу сказать, надежность продукта связана с нравственностью производителей.

– Полный абсурд.

– Что касается поездки на Каститу… В данный момент я ничего не вижу… Может быть, что-то есть в дополнительной папке… Посмотрю по возвращении в…

– Деньги принесли?

– Вы весьма невнятно говорили по телефону. Еще были под мухой?

– Телефон барахлил. Тысячу долларов?

– Существует статья насчет выделения разумных сумм на ваше образование. Именно на образование.

– Понятие очень широкое.

– Я велел мисс Касторино взять из банка пятьсот. Тысяча – слишком много. Пятьсот до вашего дня рождения вполне достаточно.

Лёве вдруг улыбнулся с устрашающей сахаринной сладостью. И спросил:

– Кроссвордами увлекаетесь, да?

И выкопал из разбросанных вокруг меня бумаг выдранную из какой-то газеты шараду. Теперь спазмы бились от члена до ануса.

– Трудная загадка. Слушайте.

Он прочел, или мне показалось:

Ответ очевиден – цветок. Но спазм мне велел не давать Лёве ответа. Почему? Я в тот раз быстро ответил Кетеки. Теперь знал, почему пет. «Вверх» и «вниз» в этой шараде относилось к соответственному положению языка при произнесении дифтонгов в словах flow и flower. [10]Только лингвистический журнал ввел бы в шараду подобное заумное условие, а лингвистические журналы кроссвордами не увлекаются. Лёве молочно-сахарно улыбался.

– Ну?

– Простите, для меня слишком сложно.

Спазм прошел. Лёве как бы съежился, стал не столь волосатым. С удовлетворенным видом кивнул и сказал:

– Как я понимаю, вы сюда вернетесь задолго до своего дня рождения.

– Не уверен, что хочу вступать в права наследства. Пусть победит Солт-Лейк-Сити. Хочу себя чувствовать свободным человеком.

– Ох, боже мой, – усмехнулся Лёве. – Никто не свободен. Я хочу сказать, выбор ограничен врожденными структурами, предопределенными генетическими наборами и прочим.

Минимально покраснел и добавил:

– Так говорят.

– Вам многое предстоит узнать до своего дня рождения. В сговоренном браке нет ничего слишком страшного. Французская цивилизация основана на сговоренных браках.

– Я требую права выбора.

– Правильно, – снисходительно сказал Лёве, заталкивая меня в свою папку для бумаг. – Требуйте. Но больше не столь чудовищно аморальным способом. Это был очень постыдный поступок.

– Бесстыдный.

– И также бесстыдный.

Когда Лёве ушел, я позвонил в Карибскую авиакомпанию, заказал билет в один конец до Гренсийты. Следующий рейс отправлялся из аэропорта Кеннеди в 22.00. Значит, Лёве не было необходимости резервировать вот этот номер в «Алгонкине», за который мне придется платить из пятисот долларов (каждый цент нужен). Мы могли посовещаться па Центральном вокзале, куда я прибыл в мерзком поезде из Спрингфилда, штат Массачусетс. Или у него в офисе. Хотя здесь я все-таки получил какие-то реальные деньги. Я принял душ, откопал в саквояже чистую рубашку, зеленые легкие летние брюки. Перекладывая из синих летних брюк монеты, спички, перочинный нож, обнаружил скомканную бумажку. Записка фломастером. «Классный протест. Надеюсь, еще как-нибудь где-нибудь попротестуем. Мир тесный-претесный. Помни Карлотту». Как она умудрилась сунуть этот клочок? Да, конечно, шла адская драка между нашими соучастниками студентами и вооруженной полицией кампуса. Мы скрылись в толпе, поскорее прикрыв функциональную наготу, удостоверявшую нашу преступную личность. Она привела меня к себе в комнату в «Лорд-Камберленд-Инн», заказала сандвичи, кофе. Потом меня достал «Косолапый», и вырвало в туалете. Извергая и извергая рвоту, я все думал, что моя нагота до сих пор там шалит. Мой акт, подобно возвышенной проповеди, был широко транслирован идиотами протестантами. Фабер, вы исключены. Нет, нет, я уезжаю.