Александр Ольшанский: Вист, пас, мизер…

Хозяин садится в машину и уезжает. Васька делает два-три и неуверенных шага за ней и останавливается, стоит один, посреди пустынной бетонной площадки перед домом отдыха.

От тоски, которая нахлынула на него, сжала все его существо, Васька проснулся. Нет, это был не сон, он не спал, вспоминал, как все было.

Море к вечеру взбудоражилось, волна пошла покрупнее, но корабля не было слышно. Положив морду на лапы, Васька припоминал всех, кого мог бы за эти месяцы назвать своим хозяином. У него много было знакомых среди отдыхающих, он вилял хвостом, что поделаешь, здесь перед каждым. Недели две он дружил с молодыми супругами. Они отдыхали дикарями, поставив на берегу палатку. Потом он пристал к компании рыбаков — те ранним утром уходили в море, ловили ставриду возле Акульего каньона. Наловив две-три сотни ставрид, они возвращались, жарили их на большой сковородке, варили уху, угощая на пляже всех желающих, даже коптили рыб в железной коробке, бросив в нее предварительно щепотку березовых опилок. Однажды попытались ради интереса коптить на иголках пицундской сосны, однако из этого ничего не вышло — ставрида получилась такая горькая и невкусная, что Васька, когда ему отдали рыбу, обиженно отошел от них. Они вскоре, как и все другие хозяева, уехали…

Не уехал только один из хозяев — этот собирал по утрам пустые бутылки. Он учил Ваську искать их, называя бутылки почему-то грибами — беленькими из-под водки, подосиновиками или челышками из-под красного и подкипарисничками — из-под сухого. Свинушками у него были битые бутылки, и он, рассердясь, мог даже ударить, если такие отыскивались. Васька возненавидел винный запах, не хотел искать бутылки, и этот хозяин, к счастью, прогнал его за полнейшую бездарность в своем деле. Гоняясь за ним с палкой, он по пьянке кричал Ваське, что во Франции даже поросята умеют искать трюфеля…

Дружил Васька и с преферансистами — те почти все время сидели на пляже, лишь временами меняясь местами, чтобы не загорать одним и тем же боком, и всегда твердили одно и то же: пуля, гора, вист, пас, мизер. Если их оставалось всего двое, они неизменно говорили: давай играть, третьим будет Васька и предлагали ему, мол, давай, Василий, пульку распишем…

— Ну, Васька, ты даешь! — восклицали они. — Пять козырей собрал, а? Да все в пулю, собака, себе пишет, все в пулю, а мы взлетаем в гору! Как играет! Девятерную объявляет и возьмет, ведь возьмет, собачья душа!.. Эх, Василий, знал бы ты, что в прикупе, дачу в Сочах купил бы!.. С будкой дачу… Вистуешь, Васька!.. Да, брат, с тобой, оказывается, в темную нельзя играть, нельзя… Под игрока, Васька, ходят с семака…

Васька млел от восторга — ведь они ежеминутно обращались к нему, хвалили или дружелюбно поругивали. И это было самым важным для него — они нуждались в нем. Но Васька не знал, что в преферанс играют вчетвером или втроем, вдвоем же расписывают пульку совсем уж от зверского безделья, и берется тогда третий игрок, совершенно условный, а его картами играют по очереди. Третьим мог быть кто угодно — Цезарь или Чингачгук, Онегин или Тарас Бульба. В данном случае брался он, Васька, так было предметнее, нагляднее и веселее. Не знал Васька, что и в его отсутствие они играли с ним, называя свое занятие «играть с Васькой».

Теперь он был уже почти взрослой собакой, даже преждевременно повзрослевший в тоске по Хозяину. Инстинкт велел ему жить среди людей, велел найти себе Хозяина, но странное дело, никто не понимал из них, что он должен быть чьим-то, кому бы служил верой и правдой. У него ничего своего не было, что он мог охранять хотя бы от других собак. Был лишь ящик-будка, но и ту во время весеннего субботника убрали вместе с другим мусором. Неужели, размышлял Васька, и море это, и земля, и небо, и дома отдыха, и люди ничьи? Ведь если он, Васька есть, он должен быть чьим-то, должен…

На Ваську нахлынула такая тоска по Хозяину, что он приподнялся на передних лапах, поднял морду и, клацая, как в ознобе, зубами, взвыл: «Уууу…Уууу…»

В своих снах он часто видел Хозяина. Это был молодой, сильный мужчина, похожий на Евгения Юрьевича. Настоящий охотник. Васька ходил с ним в заснеженные поля и леса на охоту. Он никогда въявь не видел снега, но во снах видел густые ели с шапками снега, цепочки лисьих следов в полях, знал, как выглядит заячий след, как пахнет волк или медведь, знал, как следует гнать зверя к Хозяину, хотя его никто и никогда этому не учил.

Наконец корабль показался из-за мыса. Васька подошел совсем близко к воде и, поджидая его, помахивал приветливо хвостом. Корабль, мягко ткнувшись носом в гальку, поднял волну. Бросили трап. Евгений Юрьевич, сияющий и счастливый, поддерживал по руку красавицу Эру, когда она спускалась в низ. И было ясно, что на прогулке они еще больше сдружились. Она смеялась и показывала зубы — странные все-таки существа эти люди, подумалось Ваське. Когда им весело, они почему-то показывают зубы.