Олег Рой - Амальгама счастья

Нет, с Игорем она говорить не станет. А вот с Иринкой или с Ларочкой, пожалуй, Даша поболтала бы сейчас с удовольствием. Только где ее старая записная книжка, с тех еще, пятилетней давности, институтских времен?.. Девушка присела на корточки перед письменным столом, выдвинула один за другим его ящики, порылась в тетрадях, блокнотах, чертежах. Вот она!

Снова направившись к телефону, Даша обогнула бабушкино зеркало и случайно ударилась коленкой о выгнутую столешницу его комода. Остановившись от резкой боли, она оказалась прямо напротив туманного стекла и невольно заглянула в него. «Сегодня это еще впервые…» – отметила про себя и, не успев подивиться нелепости ведения такой статистики, мысленно ахнула: в зеркале не было ее отражения! Точнее, там не было вообще ничего, кроме угрюмого полумрака, затягивающего взгляд, как воронка. Дрожащей рукой она провела по стеклу, напряженно вглядываясь в него, потом отскочила в сторону, быстро нащупала маленькое бра над изголовьем дивана и, включив его одним резким движением, облегченно вздохнула: словно контуры детской переводной картинки, в зеркале медленно проявились очертания мебели, изломы стен и черты перепуганного лица. «Бред какой-то!» – подумала Даша и, проведя рукой по глазам, словно сгоняя неприятное ощущение страха, отошла в сторону. Но с этого самого момента ей уже никогда не удавалось отделаться от мысли, что зеркало Веры Николаевны живет своей собственной жизнью, никак не связанной с Дашиной, и нуждается в понимании, заботе и бережном отношении точно так же, как и она сама…

Номер за номером набирала Даша старые телефоны подруг из своей забытой записной книжки. Она так редко виделась с девчонками с тех пор, как познакомилась с Игорем! Он годами поглощал все ее время; и его компании, его друзья, его дела, казалось, заполонили всю ее жизнь, будто своих собственных у нее никогда и не было. В результате выяснилось, что Ирина с семьей уже полгода как за границей – муж был перспективным биохимиком, и ему предложили там хороший контракт. Настя, напротив, едва отошла от развода и на Дашино предложение встретиться отреагировала вяло: «Может быть, как-нибудь в выходные… Нет-нет, только не в этом месяце, я пока не смогу…» А Лариса, когда-то самая близкая и милая Дашиному сердцу – ей казалось, что они и не расставались вовсе, что виделись ну буквально только что, пару месяцев назад, хотя на самом деле прошло куда больше времени, – Лариса оказалась в больнице, и, поговорив с ее мамой, ужаснувшись диагнозу, Даша поклялась навестить ее в ближайшее время, мысленно выругав себя при этом за то, что настолько отдалилась от Ларискиной жизни.

Так или иначе, но радости эта новая попытка воскресить прошлое, восстановить давно прерванные связи Даше не принесла. Сама виновата, стучало у нее в висках, слишком замкнулась на Игоре, слишком ушла в себя, слишком мало отдавала друзьям времени и души, и теперь вот ей потребовались их души и их время… Да, теперь они не принадлежали ей – похоже, ей не принадлежало в жизни вообще ничего, кроме старого тусклого зеркала.

Но какой смысл сейчас заниматься самоедством? Даша тряхнула головой, быстро закрутила волосы, так и не убранные с утра, в тяжелый, отливающий золотом узел, натянула джинсы и любимый свитер. Нужно выйти на улицу, пройтись по любимым бульварам, подышать воздухом, может быть, выпить кофе – неважно где, лишь бы среди людей. Она и сама понимала, что впадает в невротические крайности: то ей хотелось спрятаться от всего мира, то неудержимо потянуло на люди… Но рефлексировать по этому поводу Даша сейчас не собиралась. И, убедившись, что замок в квартире защелкнулся крепко и надежно, она оставила дом.

Патриаршие пруды, Бронная и Никитская, памятники и бульвары… Даша кружила по знакомым местам – бездумно, бесцельно, безрадостно. Останавливалась у витрин магазинов; заговаривала с бродячей собакой, которая внимательно слушала ее, подняв большое лохматое ухо; ненадолго присаживалась на парковые скамейки – благо дождик закончился еще днем и они успели слегка подсохнуть. Вечер уже парил над Москвой, как огромная темная птица; в центре зажглись фонари; нарядно одетая публика спешила в театры и рестораны, а Даше казалось, что вся эта жизнь, наполненная естественными заботами и радостями, старательным ручейком огибает ее собственное существование, не имея к ней, Даше, никакого отношения и ничуть не задевая ее своими крылами…