Олег Рой - Дом без выхода

Виолетта последний раз провела щеткой по волосам и как раз отложила ее на столик, когда послышался стук в дверь – одновременно и робкий, и настойчивый, словно трели соловья в саду. Откликаться Виолетта не стала. Ей не надо было спрашивать, кто там, она и так безошибочно знала, кто ее ночной гость. Не нужно было и звать «Войдите!» – она была уверена, что тот, кто ждал сейчас за дверью, непременно войдет и без приглашения. Она лишь ждала.

И дождалась. Дверь распахнулась, на пороге появился Стас. В неверном свете луны лицо его показалось странным, непостижимым образом знакомым, словно явилось из прошлого. Он вдруг напомнил Виолетте то ли Баскакова, то ли молодого Игнатьева, а может, и кого-то еще, совсем позабытого, но до боли знакомого. Но тучи вновь отплыли от луны, и она убедилась, что перед ней Стас и никто другой. А он стоял у зеркала, молчал и глядел на нее тем откровенным жадным мужским взглядом, к которому она так привыкла и которого ей так не хватало последнее время. Внезапно Стас опустился на колени, обнял ее ноги и прижался щекой к ее бедру. Сквозь тонкую, почти невесомую ткань пеньюара Виолетта чувствовала тепло его кожи. Она положила руку на его красивую коротко стриженную голову и с наслаждением провела разгоряченной ладонью по густым волосам. Он застонал и глубже зарылся лицом в складки ее пеньюара, вдыхая аромат ее тела и духов. Зеркало отразило торжествующую улыбку Виолетты. Она хрипло, соблазнительно рассмеялась, и, вторя ей, соловей в саду вновь начал свою трель.

Стас поднялся с колен и заглянул ей в лицо. Виолетта ответила ему долгим призывным взглядом, он прижался губами к ее губам, и она отвечала ему на поцелуй, чувствуя, как его настойчивый язык страстно и сладко проникает ей в рот. Нетерпеливые руки Стаса уже развязывали пояс пеньюара. Шелковая ткань, мягко прошуршав, упала к ногам, и Виолетта предстала перед ним обнаженной. Но она ничуть не стыдилась своей наготы, а, наоборот, даже гордилась ею. Мало кто из женщин ее лет мог бы похвастаться таким роскошным телом. Кожа, за которой Виолетта так тщательно ухаживала, сохраняла нежность и упругость, талия оставалась тонкой, живот плоским, бедра были лишены жировых отложений, грудь, хоть и небольшая, великолепно сохранила форму. Виолетта гордилась своим телом, ей нравилось, когда мужчины с восхищением любуются ею, и сейчас ей хотелось продлить этот миг, но Стас нетерпеливо подхватил ее на руки и понес на постель. Руки и губы мужчины жадно и настойчиво ласкали ее тело, и Виолетта закрыла глаза и вся предалась блаженной истоме. Все было именно так, как она себе представляла. Этого мужчину не нужно было направлять, чему-то учить, он сам все знал и сам чувствовал, что и как надо делать. Ласки его становились все настойчивее, он уже не мог сдерживать бушевавшей в нем страсти, и она, разделяющая его жар, принялась торопливо помогать ему избавиться от одежды. Пока он справлялся с непослушными пуговицами рубашки, она расстегнула ремень, рванула молнию на брюках, выпустила на свободу его возбужденный член и нежно взяла его губами. Стас застонал, мгновенно расслабился, покоряясь ее воле, опустился спиной на кровать, и Виолетта склонилась над ним. Этот миг, ощущение полной власти над мужчиной, всегда был самой ее любимой минутой в любовной игре. Не в силах больше терпеть эту сладкую пытку, Стас резко перевернулся, подмял женщину под себя и резко вошел в нее. Виолетта блаженно вскрикнула...

...и открыла глаза. Даже сквозь закрытые шторы было видно, как пробивается в окна яркий солнечный свет. На краю кровати сидела Старуха и усмехалась:

– Ну и сны у тебя! Скромнее надо быть в твои-то годы!

– Отвали! – Виолетта потянула на себя одеяло, вытаскивая его из-под Старухи, закуталась в него и вновь закрыла глаза, пытаясь опять вернуться в тот блаженный сон. Но это, увы, не получалось.

– Ну что ты все грубишь-то?

– Ничего! Ну почему ты все время во все лезешь?

– Пора бы уже и привыкнуть. Столько времени мы с тобой вместе...

Что правда, то правда. Вместе они были так давно, что даже не хотелось считать. Виолетта отлично помнила свою первую встречу со Старухой. Ей было четыре года, и она гуляла по Тверскому бульвару со своей теткой Тоней. Сестра матери, так и не вышедшая замуж и оказавшаяся в семье зятя кем-то вроде приживалки, Тоня была единственным человеком, кто иногда бывал строгим со всеобщей любимицей Леточкой.

Девочка пинала ногами усыпавшие дорожку желтые листья и капризничала, требуя мороженого, которое тетка почему-то не купила. Внезапно она замолкла, оборвав рев, и так и замерла на месте. Прямо на нее шла старуха – безобразная, сгорбленная, вся сморщенная и страшная до такой степени, что у Леточки душа ушла в пятки.