Олег Рой - Нелепая привычка жить

В детстве, когда Виталька Малахов повадился ходить в поселковую библиотеку при клубе, ему попалась прекрасно иллюстрированная книжка «Двенадцать месяцев». Он тогда считал себя уже слишком взрослым для сказок, но эту книгу полюбил буквально с первого взгляда. Особенно ему нравилась картинка, на которой все встретившиеся под Новый год двенадцать братьев сидели вокруг костра. Зимние месяцы там были изображены седобородыми стариками в шубах, осенние – зрелыми мужчинами, летние – молодыми людьми, а весенние – юношами, почти мальчиками. И у каждого из героев была какая-то деталь, свойственная только ему одному: у Апреля – букет подснежников, у Августа – корзина со спелыми фруктами, у Октября – заткнутый за отворот шапки желто-красный кленовый лист… Виталий вдруг на удивление отчетливо вспомнил книгу и подумал, что умей он рисовать, то сам с удовольствием создал бы подобную картину, только месяцы изобразил в виде женщин. И Май была бы среди них самой юной – примерно в Долькином возрасте, темно-русой, как официантка из маленького кафе, и непременно с крупными веснушками, как у Наташи.

Он представил себе девушку в зеленом платье, с венком из полевых цветов в длинных спутанных волосах. Как это там было, у Юрия Лозы? «Девочка-весна с длинными ногами…» Хрупкая мимолетная грань между юностью и молодостью. Уже грациозные, но еще не заученные движения. Она уже осознала свою женскую привлекательность, но еще не знает, как ею распорядиться. Она любит весь мир, но полна предчувствия встречи со своим единственным…

Где-то вдали робко закуковала кукушка. Как давно он этого не слышал!

– Кукушка-кукушка, сколько мне еще осталось жить? – спросил, улыбаясь сам себе, Виталий. Но птица тотчас же замолкла.

Внезапно тропинку преградило поваленное дерево – словно шлагбаум, закрывающий дорогу. Виталий решительно перешагнул через него и только потом вспомнил слова покойной бабушки, Веры Кузьминичны: «Никогда не перелезай через упавшее дерево, Витек, всегда стороной обходи. Дурная это примета». Но дело уже было сделано, и назад не воротить. Впрочем, в приметы Малахов никогда особо и не верил…

Узкая тропинка наконец привела к сельскому кладбищу – явно такого итога пути он не ожидал. Вид у погоста был неухоженный, скромные венки и искусственные цветы выцвели, еловые ветви на могилах сгнили, дешевые железные, а то и деревянные кресты покосились. «Ну правильно, – сказал сам себе Малахов, – тут тебе не Ваганьково. В окрестных деревнях небось осталось-то три с половиной старухи, молодежь вся в города подалась. Ни похоронить достойно, ни за могилами ухаживать…» Среди надгробий резко выделялось одно. Эта могила была обнесена оградой, обсажена многолетними цветами, и на ней даже было какое-то подобие памятника – небольшой камень с двумя овальными цветными фотографиями. Судя по надписи, здесь нашли свое последнее пристанище супруги Кочетковы. Антонина Ивановна скончалась в 1988 году, на шесть лет раньше мужа, Николая Петровича.

«Так это ж Наташины родители!» – догадался Малахов. У женщины на фотографии была такая же милая застенчивая улыбка, как и у ее дочери. А лесничий на вид был строг, смотрел со снимка в упор и, казалось, следил взглядом за каждым движением Виталия. И хотя Малахову отлично был известен этот фотографический эффект – так всегда бывает, когда человек, которого снимают, смотрит прямо в объектив, – ему почему-то стало не по себе. Он отступил в сторону и внезапно увидел рядом с могилой Кочетковых довольно глубокую продолговатую яму, вырытую, судя по всему, несколько лет назад, но по каким-то причинам так и не заполненную. От этого зрелища стало совсем неприятно. Как будто в самом понятии «пустая могила» было что-то нелогичное, страшное, даже отвратительное. Словно смерть притаилась где-то неподалеку и поджидала очередную жертву. Бр-р! Виталий подошел ближе и усилием воли заставил себя взглянуть вниз – так в детстве он сам у себя вырабатывал смелость, решаясь зайти поздним вечером в неосвещенный сарай. Яма была пуста, если не считать скопившейся на дне темной талой воды.

«А что ты ожидал там увидеть? – усмехнувшись, спросил он сам себя. – Костлявую с косой, как выразился наш уважаемый писатель?» Над самой головой качнулась ветка – с молодой березы шумно взлетела большая черная птица, похожая на грача. Или это был ворон? Небо вдруг затянуло, как перед дождем. Головная боль, немного поутихшая в лесу, разгорелась с новой силой. Пожалуй, пора было возвращаться к сторожке. Наверняка Лана со своей компанией уже приехала, даже странно, что она еще не обрывает ему телефон с вопросами: «Ну ты где? Мы уже сто лет около этой изнакурножки торчим, а тебя нет!»