Нина Федорова - Семья

«Боже мой! Как прекрасна жизнь!»

Лида не была избалована ни друзьями, ни подарками. Как и Петя, она была одинока. Английские девочки, плававшие в одном с ней пруду, были так же далеки, как и Петины футбольные товарищи. Они не приглашали Лиду к себе, и Лида не решалась пригласить их в № 11, так как никогда английская девочка в Китае не войдет в русский дом. Почему? Лида чистосердечно думала, что это ее собственная вина. Те девочки были счастливее и лучше. Они так прекрасно были одеты. У них всегда было свободное время, друзья, деньги. Они устраивали прогулки в автомобилях и верхом, пикники, балы, пьесы. У них были свои клубы. Они все путешествовали много, и всегда первым классом. Что им Лида? Что она могла показать им, чем угостить в пансионе № 11? Их матери были веселы, нарядны, красивы и молоды. Их отцы были богаты. Зачем им ещё Лида? Кто виноват, что она русская и у ней была революция, а они — англичане и у них революции не было?

Так смиренно Лида принимала свое унизительное общественное положение, не обижаясь и никого ни в чем не обвиняя.

И вот, и совсем неожиданно (Бабушка в таких случаях говорила: «Не из тучи гром»), идет с ней этот мальчик и, если уши не обманывают ее, приглашает ее в кинематограф. Он добавил: «по воскресеньям». «У него столько денег!» — думала Лида в радостном удивлении. До сих пор она бывала в кино только на бесплатных картинах, раз в год, для детей бедняков, на Рождество. Да, профессор прав, мир устроен разумно, и Абсолют за всем присматривает.

Лида с трудом сохраняла самообладание. Все было правда. Джим шел рядом, нес большую коробку с призом и говорил эти чудесные слова. Уж пришли, но он не спешит прощаться. Он настаивает на том, чтобы самому внести коробку в дом №11.

Все реально, все правда. Они вошли в дом. Она познакомила Джима с Бабушкой, с Матерью, с Димой. И Джим улыбался и говорил, что очень рад всех видеть. Бабушка предложила выпить чайку из нового сервиза. Лида кинулась и поцеловала Бабушку за это. Гость принял приглашение и сказал, что очень любит чай. Черновы спустились в столовую и также приняли приглашение отпраздновать чаем Лидины триумфы. Дима уронил одну из новых чашек, она разбилась. Лида вдруг разрыдалась, и Дима тоже громко заплакал. Джим кинулся к Лиде и сказал, что знает магазин, где можно купить точно такую чашечку, и их опять будет шесть, и что завтра же, если ему разрешит Лида, он придет и принесет новую чашечку. Лида сразу успокоилась и поцеловала Диму. Собака, не любившая человеческой непоследовательности в чувствах, медленно покинула комнату.

Вдруг наступила минута покоя, и Лида неожиданно громко заявила, что она не знала раньше, какие хорошие люди американцы, и что они куда лучше англичан. Профессор сейчас же и объяснил, что причина этого — демократическое воспитание. Обращаясь исключительно к Джиму, он полушепотом сообщил свои опасения, что стали шаткими прекрасные традиции Америки, и просил его восстановить их в первоначальной силе и возможно скорее. Джим чистосердечно признался, что ничто подобное не приходило ему в голову, но на горячие просьбы профессора обещал обо всем этом серьезно подумать.

Затем, за четвертой чашечкой чаю, профессор объяснил всей компании теорию определения длительности времени. Чем дольше живет человек, тем короче его дни. Один и тот же день в четыре раза длиннее для Димы, чем для Матери. По его словам, измеряя жизнь этим мерилом полученных впечатлений, Лида, например, и Джим уже прожили половину своей жизни. На это они оба ахнули и переглянулись.

Даже Дима понял что-то, потому что он спросил:

— А как наша бедная Бабушка успевает жить с нами, если у ней такой маленький день?

И вдруг все почувствовали, что очень устали. Чай был закончен. Все разошлись.

Подумав о чем-то, Лида поднялась к миссис Парриш.

— Миссис Парриш, нет ли у вас немного пудры?

— Была где-то когда-то, но сейчас уже не найти. День, как обычно, закончился приготовлением

постелей. Счастливо улыбаясь, Лида засыпала на шести стульях. Постель была уже для нее коротка, но восьми стульев у Семьи не было. Не важно. Засыпая, она видела, как блестели ее чайные ложечки на буфете, как белели новые белые туфли. Это были ее собственные вещи. Лицо Джима улыбалось, и звучали слова: «кинематограф… по воскресеньям».

— Нет, если такие случаются дни в жизни, стоит жить!

Она заснула и сейчас же увидела прекрасный сон. Она шла по поляне, покрытой травой и цветами. Над нею сияло веселое утреннее солнце. Роса сверкала на листьях, на лепестках цветов. Она шла одна. Она шла и пела, легко и радостно, как соловей, сама радуясь своему пению. Потом она поднялась от земли и шла уже по воздуху, все выше и выше, все легче — к сияющей голубизне неба. Прохладные перламутровые облака тоже шли или плыли с ней вместе, далеко от земли, по направлению к солнцу.