Митч Каллин - Страна приливов

И она скрылась там, откуда пришла, в зарослях сорго, так что пришлось мне вставать и догонять ее вприпрыжку.

Скоро я оказалась в совсем неизвестном мне месте, вдали от Рокочущего и от железнодорожных путей. И тут Делл спросила:

— Кто твои родители — койоты? Ты их ребенок? Или ты прямо из-под земли выросла? Откуда ты взялась?

Но я не совсем поняла, о чем это она.

— Я живу в Рокочущем, — ответила я, — а до этого в Лос-Анджелесе, но сейчас нет, сейчас в Рокочущем.

— Рокочущем? Дитя рока, можно сказать. Ты дитя рока.

Непонятно было, шутит она или говорит всерьез.

— Там мой папа, — продолжала я, — а еще Классик, и Джинсовая Модница, и Стильная Стрижка, и Волшебная Кудряшка.

— Ты говоришь чепуху, — сказала она. — По-моему, ты грубая и вульгарная. Мне жаль тебя.

Мы шагали по месту, где молотили, под нашими ногами шуршала побелевшая солома, сухая и колючая.

— Смотри, веди себя хорошо, — сказала она. — Ты на моей земле. Здесь все принадлежит мне, до последнего дюйма.

И она встряхнула одеяло, отчего узор шотландских клеток развернулся перед моими глазами и опустился на землю. Но мне сидеть на нем было нельзя. Так она сказала. Я сидела прямо на мякине, отчего у меня снова зачесались ноги.

Классик, ты помнишь наши чаепития? Я устраивала тебя и другие кукольные головки вокруг бумажного полотенца в палатке у телевизора. А потом делала вид, как будто наливаю чай в ваши крохотные пластмассовые кружки.

— Вы мои гости, — говорила я вам. — Позвольте мне за вами поухаживать.

Ветерок копошился в одеяле, отчего оно морщилось по краям. Когда я наклонилась вперед, чтобы поправить уголок, Делл сказала:

— Оставь его в покое. — Это было ее чаепитие. Она и хозяйничала. Она принесла льняные салфетки и чашки с надписью «Дикси». А я была почетным гостем.

— Хорошо пахнет, — сказала я. — А я руки помыла.

Тут она должна была сделать мне комплимент насчет того, как я хорошо выгляжу.

— Тс-с-с, — зашипела она на меня вместо этого. — Перестань чушь молоть, будь добра.

Она достала из корзинки три завернутых в фольгу тарелки и термос и расставила их по углам одеяла. Потом села на середину, отчего стала похожа на толстого джинна на ковре-самолете (кстати, сетку с лица она уже убрала, круг в воздухе очертила, пчел заговорила, в ладоши похлопала, через плечо поплевала).

А потом, осторожно сняв затянутыми в митенки пальцами фольгу с тарелок, она начала меня угощать.

— Кусочек вот этого. — Тонкая полоска мяса. — Немного этого. — Фунтовый кекс.

— Смотри, не урони ни крошки, больше ничего не получишь. Яблочный сок.

Еды было мало. Зато, как я уже говорила, она была вкусной. Этакий скудный пир. Покончив со своей порцией, я стала смотреть, как ест Делл, и от этого, кажется, продолжала насыщаться. Расстелив на коленях салфетку, она брала еду прямо из общих тарелок — мясо, три ломтя фунтового кекса, — а термос был у нее вместо кружки.

Но не думай, что я на нее обиделась, Классик. Напротив, я была очень довольна.

Я слышала, как она прерывисто дышала с набитым ртом. На меня она не смотрела. Как будто я и не существовала вовсе. Как будто это я была призраком. Она яростно жевала, отправляя затянутыми в перчатки пальцами в рот кусок за куском, и постанывала с полным ртом, как будто разговаривала сама с собой во время еды.

Затемненное стеклышко ее очков да еще то, что она все время бормотала во время еды, делали ее в моем воображении похожей на пирата. Колышущаяся вокруг нас джонсонова трава превратилась в океан. Мы были на необитаемом острове, а пикник был нашим сокровищем. И я представляла себе, как Делл говорит:

— Аргх, да! Отличная добыча!

Я рыгнула и ощутила во рту привкус копченого мяса, приятное напоминание о съеденном. Потом я растянулась на соломе и закрыла глаза.

Уснула ли я? Наверное. Но меня разбудил взрыв на каменоломне, и, открыв глаза, я сразу заметила, что одеяло исчезло. Корзинка тоже. Там, где еще недавно стояли тарелки, теперь бродили рыжие муравьи, обшаривая солому в поисках крошек.

А Делл — подол домашнего платья развевался на ветру, колпак сбился на сторону — топала с корзиной наперевес в неизведанную землю, к тесной кучке мескитовых деревьев в дальнем конце поля. И тогда я пошла за ней, стараясь держаться позади, чтобы она меня не заметила. Я превратилась в шпионку, тайного агента Джелизу-Розу, преследующую Женщину — Похитительницу Провизии. Ее имя мне еще только предстояло выяснить.

Есть такая песня. Поднимите меня к сладчайшему Иисусу и прибейте гвоздями подле Его кривого креста . Мой отец часто ее пел. О, что за радость — быть распятым подле Господа нашего и спастись . Мне надо было сказать тебе об этом раньше, Классик. Но я скажу сейчас…