Айрис Мёрдок - Святая и греховная машина любви

Дейвид чувствовал себя скверно, просто по-идиотски. Начиная с «Ветра в ивах» — а это уже было довольно давно, — домашние литературные чтения давались ему с большим трудом. Молчаливый напор обоих родителей — немая мольба, немое принуждение — превратился для него в ежевечерний кошмар. Правда, недавно он пару раз не приходил — ну и что? Сидел, стиснув зубы, у себя в комнате. Взгляд Дейвида все время цеплялся за жирное пятно на лацкане отцовского пиджака, отовсюду лез назойливый запах молочного шоколада, который, причмокивая, жевала мать. Ладно, пусть бы жевала, думал он, только бы не смотрела на меня глазами влюбленной девицы. Разумеется, Дейвид нежно любил своих родителей, но в последнее время они стали так действовать ему на нервы, что хоть вой. Хотелось сбежать от этой семейной идиллии куда подальше, забиться в какую-нибудь дыру и подохнуть там с голода. Впрочем, если бы его отдали в школу-интернат, дом, вероятно, казался бы ему раем. Поднявшись наконец, Дейвид невнятно буркнул: «Спокойной ночи» — и ушел. Потом у себя в комнате он еще долго прислушивался к звукам, которые, вообще говоря, нечасто долетают до посторонних ушей: к вечерней беседе супругов. А в детстве приглушенные родительские голоса так утешали его; по вечерам, засыпая под них, как под журчание знакомого ручейка, он чувствовал себя хорошо и спокойно.

— Как ты замечательно склеил вазу, совсем ничего не заметно, спасибо тебе.

— Хорошо, что Дейвид пришел.

— Я вот думаю: что он так все время моргает?

— А я думаю: что он свои космы не подстрижет? Или хоть бы помыл их, что ли.

— Он говорит, что отпустит бороду, как только будет что отпускать.

— О Господи.

— А что это значит, когда люди так моргают? — В переходном возрасте — обычный тик.

— Он за ужином совсем ничего не съел. Как ты думаешь, может, у него anorexia nervosa? [4] Потеря аппетита на нервной почве (лат.).

— Девочка моя, тебе надо читать поменьше всякой ерунды в воскресных приложениях, вот что я думаю.

— Не трогай его пока с этим итальянским, пусть сам разберется, что ему нужнее.

— Нет уж, бросать греческий я ему не позволю. А итальянским, если уж ему так приспичило, пускай занимается в свободное время.

— Кстати, Андерсоны приглашают нас завтра вечером в гости.

— Завтра вечером у меня Магнус Боулз.

— Ну вот, опять. Разве нельзя его хоть раз перенести?

— Ты прекрасно знаешь, что именно его нельзя.

— Он столько лет лечится, что, по-моему, пора бы и выздороветь. Во всяком случае, ты мог бы уже встречаться с ним пореже.

— Трудно сказать, что будет, если Магнус выздоровеет, — заметил Блейз. — Он живет только своими навязчивыми идеями.

— Жаль, что он не может больше заниматься живописью.

— Ну, с красками он возится и сейчас.

— Ты, кажется, говорил что-то про краски — что они символизируют какую-то гадость?

— Дерьмо они символизируют.

— Фу, как все вульгарно в этом подсознании. Он по-прежнему так и ползает по комнате на коленках, ощупывает вещи?

— Что делать, он ведь окружен божествами, приходится им поклоняться. Представь себе, кругом одни святыни. Родись он в другое время, его и самого возвели бы в ранг святых.

— Бедняжка.

— Первобытные люди все поголовно жили в окружении своих маленьких грозных божков. Католики до сих пор так живут.

— Конечно, ты думаешь, что религия — вообще навязчивая идея.

— Глупости, девочка моя, никогда я такого не думал и не говорил. Религия — очень важная вещь. Просто она не совсем то, чем кажется. Как и большинство важных вещей.

— Мне очень хочется как-нибудь познакомиться с Магнусом. Я почему-то уверена, что могу помочь ему почувствовать себя нормальным человеком.

— Вот-вот, женщины всегда мечтают сделать из гомосексуалистов нормальных людей.

— Ах, я совсем не о том. Просто прибралась бы у него в комнате, поговорила бы с ним о живописи. В конце концов, он же иногда передает мне приветы. Значит, он немножко думает обо мне.

— Возможно. Я даже не исключаю, что ты единственная женщина, которая для него существует. Но стоит тебе один раз с ним встретиться — и я после этого уже не смогу ему помогать. Одним словом, это невозможно.

— Мужчина, с которым невозможно встретиться, — это даже романтично. Но все равно, мне так жаль, что он все время один. Нет, правда: он же, кроме тебя, никого не видит. Днем спит, по ночам бодрствует, и все время его мучат какие-то немыслимые страхи.

— Если бы ты знала, сколько людей мучится такими же немыслимыми страхами. Но все же у большинства как-то получается вести нормальный образ жизни.