ВЛладимир Авдеев - Протезист

— Благоволите посмотреть, это ваш покорный слуга в возрасте осьмнадцати лет.

Я не понял, куда мне следует пристроить свои вконец заблудившиеся глаза, но, повинуясь некоему путеводному дуновению, очутился взглядом на небольшом черно-белом фото. Не знаю почему, но я сразу же сравнил его фото с портретом молодого Генриха фон Клейста. Красивое, даже женственное, лицо, начисто лишенное страстей и покоящееся в самодостаточной безмятежности.

Мне сразу же бросилась в уши изящная речь Николая. Я бережно взял его слова на руки и, положив их затем в свой блокнот между красными и синими столбцами, увидел точные идиограммы.

Я сидел на стуле в состоянии метафизического нокаута и покорно впитывал рассказ о чужой судьбе, восхищаясь торжественной пошлостью жизни, с которой она методично срезала здоровые побеги с сильного ветвистого генеалогического древа Акинфиевых. Рассказ был короток.

Николай заговорил с неожиданно паранормальной лаконичностью — он последний мужчина во всей династии, точнее, то, что от мужчины осталось…

— Я сдавал вступительные экзамены в институт и не добрал одного балла…

Мне снизили отметку за сочинение…

Я поставил в тексте одну лишнюю запятую…

Тогда меня взяли в армию…

Я попал на войну, о которой не знал никто…

Хотя никакой войны для меня не было…

Мы двигались в наступление на бронетранспортерах…

Неровная гряда гор — это последнее, что я видел в жизни…

Наши артиллеристы ошиблись…

Когда по телефону передавали координаты объекта, где находились абиссинские повстанцы, кто-то случайно спутал одну цифру…

Мы двигались колонной в километре от объекта…

Первый же снаряд угодил в наш бронетранспортер…

У меня никакой войны не было…

Я единственный, кто уцелел из всех…

Хотя слово «уцелел» здесь уже не при чем…

Меня нашли случайно, в обломках…

Больше ничего не помню…

Когда я очнулся в госпитале, то вспомнил, что видел во тьме только одну ту запятую, которая разделяла два мира. Зрячий и слепой…

Когда я окончательно пришел в себя, за меня ИЗВИНИЛИСЬ…

Теперь я здесь…

Я сижу здесь и все…

Слушаю радио…

Теперь по этому радио ИЗВИНИЛИСЬ ЗА НАС ВСЕХ СКОПОМ…

Сказали, что все это было зря…

Если кто-нибудь еще раз за меня извинится, я покончу с собой…

Не понимаю, на чем я держусь. Но точно чувствую, что извинения убивают это…

Фома, выключи, пожалуйста, радио. Сейчас будет передача, в которой очень часто извиняются…

Ну, ладно, иди к Варваре, она тебя ждет, выключи радио и иди…

Я ушел.

Я нес в мозгу одну стремительную мысль мощностью в несколько киловатт: неужели в штатном расписании Бога пункт о защите Николая Акинфиева отсутствует?

Я получил еще одну прививку Неверия.

Теперь это — мое несметное богатство.

(……………………..)

Я знал твердо, что сюда вернусь.

Человеком, Богом, злым духом — мне все равно (…)

Из-за близости руки температура шампанского приблизилась к температуре тела, и я обглодал ногтями все стебли цветов.

Сделав новый налет на цифру «28», где-то между четвертым и шестым этажами на лестнице, я приметил лежащий бактерицидный пластырь.

«Единственная ценность ума состоит в том, что он устанавливает цепь случайностей». Альфред Розенберг.

«Логика начинается, когда кончается идеология». X. И. Либер, X. Бютов.

«Культ является системой знаков, при помощи которых вера передается дальше, и собранием средств, при помощи которых она периодически производится и воспроизводится».

Багрово-напалмовый закат сочился сквозь окна, когда я коснулся устами лавандового запаха узкой руки Варвары. И мне показалось, что все небо терпеливо прижалось мягкими краями к моему кипящему лбу.

Сердцу не прикажешь…

…потому что это просто насос.

Я смотрю на восхитительное лицо, точно вписавшееся в мой интеллигибельный канон красоты. Длинные картинно вьющиеся волосы. Глаза будто просыпанная голубая пудра. Замысловатое одеяние в сочной гамме красных, черных и малахитовых лоскутьев легкой дорогой ткани мастерски хранит очертания декольте и математически безупречную линию ноги. У ведьмы бронзовый век, судя по ее многочисленным украшениям. Разумеется, к ним я буду присматриваться позже.

— Примите цветы из скалистых ущелий моего аскетизма!

— Спасибо, надеюсь, собирая их, вы не поранились о выступы камней?

— Нет, что вы. Ну, а с этой бутылью шампанского, полагаю, ваша морозильная камера справится быстро.