Ольга Лукас - Рассказы к Новому году и Рождеству [антология]

Одинцов очнулся от размышлений, когда в комнате затеяли разговор. Он не включался в происходящее, но тут почему-то в один миг все посмотрели на него.

— Что? — нахмурился он. — Случилось что-то?

— Сагарян в больнице. Еще с позавчера, оказывается. Инфаркт, — сказала Валентина Ивановна. — Паша… Паша, а ты-то чего? Тебе что, плохо?

Должно быть, Одинцов стал бледнее бумажных звезд, развешанных над его головой. Трясущимися руками он закрыл нижний ящик стола и потянулся к ставшему вдруг тесным вороту рубашки. Он чувствовал себя так, будто его вышвырнуло куда-то на орбиту. В вакуум. Нет опоры под ногами. Нечем дышать. Вот как, значит. Вот каким образом на сей раз подкатило оно — очередное чудо в его судьбе. Да чудо ли?! «Инфаркт». К чертям собачьим такие чудеса…

Одинцову припомнилось то состояние всесилия абсолютной ненависти, когда он мысленно пожелал своему главному врагу «околеть». И сразу в ушах зазвенели презрительные слова Наташки: «У тебя глаза как у мертвяка. Только глянешь — сглазишь». С детства многие его сторонились из-за жутких белых глаз. И, похоже, недаром.

Немного придя в себя, Одинцов сел писать заявление. «Прошу уволить меня по собственному желанию…» К черту ракеты, к черту многоразовый космический корабль, к черту космос, к черту очередной подарок судьбы и его самого тоже к черту.

Начальник отдела прочел заявление, отложил на край стола, придавил кожаной папкой и сказал:

— Давайте, Павел, договоримся так: пусть бумага пока полежит, а вы подумаете. Как следует. Не рубите сгоряча. Идите домой, празднуйте, отдыхайте. А потом поговорим.

Одинцов молча кивнул, никаких сил не доставало сейчас с кем-то спорить.

Поздравления, смех, веселье сотрудников звучали будто издалека, а в душе с беззвучным, но ощутимым хрустом крутилась большая мясорубка. Одинцов думал о том, что вот совсем скоро, вот сейчас сядет, наконец, в автобус и поедет домой, к матери. Будут вместе молчать под бормочущий телевизор. И мясорубка угомонится хотя бы на то время, пока они вдвоем сидят и молчат вместе.

Сквозь густой синий снег предновогодних сумерек Одинцов хромал к автобусной остановке. По пути зашел в магазин. Этот гастроном славился тем, что в последний предпраздничный день там «выкидывали» на прилавки что-нибудь интересное, и Одинцов успел отстоять небольшую очередь и купить мандаринов, конфет, палку копченой колбасы и торт «Ленинградский».

Автобуса долго не было. Одинцов переминался на остановке, прижимая к себе коробку с тортом, и старался ни о чем не думать. Вокруг по-прежнему был вакуум. Сопротивление среды кончилось, и вместе с тем завершилось что-то еще. И свобода безвоздушного пространства, как оказалось, была Одинцову не нужна.

Мимо проехала черная «Волга». Одинцов моргнул, посмотрел вслед машине. Показалось или нет? В окне автомобиля вроде бы мелькнул клювастый сагаряновский профиль. И «Волга» была в точности как у него. И номер вроде тот самый (не успел толком разглядеть). Что же получается, главный инженер не в больнице? Или его уже выписали? С инфарктом так быстро не выписывают. А может, просто показалось… Одинцов смахнул талую влагу с бровей и ресниц, поправил очки, снова посмотрел на пустую дорогу. Снег, ровный, крупный, повалил гуще, зажглись фонари. Из синей тьмы, все крепче обнимавшей город, опускались бесчисленные звезды и выстилали улицу тонко искрящимся сверканием.

Одинцов сел на подкативший автобус, но проехал всего две остановки, тогда как до дому ему ехать далеко, почти до конечной. Вышел среди новых домов, большеоконных, с высокими потолками — в этих новостройках жилье давали не всем подряд, а квартиры тут были знатные, просторные, прямо как в «сталинках», по четыре комнаты. Не так давно Одинцову довелось побывать в одном из этих домов: начальник его отдела, мужик простой, раздольный, пригласил на новоселье множество народу из КБ, позвал и Одинцова. От начальника-то Одинцов и услышал, что главному инженеру выделили квартиру аккурат этажом ниже, и это стало поводом для разных шуток на тему служебной иерархии.

Просто проверить. Убедиться, что Сагарян жив и более-менее здоров. Никогда и ничего Одинцов, пожалуй, не желал так сильно: лишь бы с его главным врагом все было в порядке. Тогда остановилась бы мясорубка, с утробным хрустом проворачивающая его душу. И ничего больше не надо. Разумеется, Одинцов вовсе не собирался заявляться в гости к главному инженеру — от эдакого сюрприза Сагаряна наверняка и впрямь хватил бы инфаркт. Хотел убедиться, что во дворе стоит именно та машина, успокоиться и уйти.