Александр Житинский - Фигня

Они вошли в деревню ранним утром, когда касальянский пастух гнал на пастбище небольшое стадо коров и овец, а самые рьяные касальянцы уже копошились на плантациях «фигни», собирая миротворное зелье.

На центральной площади рядом с открытой эстрадой на доске объявлений была рукописная афиша:

«Господин Дмитрий Биков и госпожа Римма Кучерявенко имеют честь пригласить граждан Касальянки на венчание в субботу, в полдень…» И стояла дата.

Внизу была приписка: «После церемонии состоится народное вече с сообщением доньи Исидоры дос Кончас и Буатрогенья».

Интерполовцы принялись загибать пальцы, считая дни недели, когда они блуждали по сельве. Получилось, что венчание и вече сегодня.

– Интересно, что хочет сообщить Исидора? – задумался Вадим.

– Быстро он успел… – завистливо проговорил Иван, имея в виду Бикова.

– Перес его расстреляет, как пить дать, – заметил Вадим. – Он ведь министр, а министрам жениться не положено.

– И пускай! Лучше один раз по-человечески… А-а! Пропади все! – вскричал Иван, внезапно впадая в истерику. – Надоело! Лучшие годы проходят, Вадим!.. На хера нам это надо! – Он сорвал с плеча карабин, бросил на землю.

– Такая служба, Иван. – Вадим подобрал его карабин, повесил себе на плечо. У него стало на каждом плече по карабину.

– Где Ольга? Где Исидора? Чаю хочу! – продолжал истерику Иван.

Это был явный нервный срыв чемпиона по боди-реслингу.

Молочаев обнял его за плечи.

– А думаешь, мне легко, Иван? В пещере живу, борюсь с этими… ублюдками. Правду отстаиваю, – увещевал он Ивана.

– Ему надо отдохнуть, – сделал вывод Вадим и направился к ближайшей избе. Постучав в окошко, он немного подождал, потом постучал снова. Окно наконец распахнулась, и в нем предстала завернутая в простыню лохматая и сонная донья Исидора дос Кончас и Буатрогенья.

– Мадонна миа… – проговорила она, увидев Вадима.

– Исидора… – дрогнувшим голосом произнес капитан.

Донья, не долго думая, выпрыгнула из окошка и, поспешно прикрыв ставни, бросилась в объятия Вадима. При этом простыня, в которую была завернута Исидора, спала с плеч, но счастливые влюбленные даже не заметили этого. Впрочем, как и карабинов, которые сильно мешали объятиям. Иван несколько секунд наблюдал за ними остановившимися глазами. Наконец его молнией прожгла мысль, что Пенкина тоже здесь, рядом!

– Оленька, Оленька… – задыхаясь, произнес боец и, подбежав к избе, буквально впрыгнул в окно, из которого только что выскочила донья.

– Ах, Вания так неосторожна! – молвила донья, вслед за чем из дома раздалось утробное рычание, и ровно через секунду чемпион по боди-реслингу птицей вылетел из окна и распластался на земле. А в окне возникло прекрасное в своем гневе усатое лицо Керим-бея.

– Вах! – воскликнул он. – Почему без стука?!

– Исидора… – прошептал Вадим, отодвигая от себя голую донью. – Кто этот господин? Почему он в твоем доме?

– Я у себя дома! – прогремел балкарец.

Исидора подняла простыню, снова завернулась в нее и застыла в позе оскорбленной невинности.

– Это хозяин гостиница, – сказала она.

– А где Ольга? – спросил Иван.

– Она – другая гостиница, – сказала донья.

Иван потребовал немедленно показать ему эту другую гостиницу, и все, включая Керим-бея, который бросал на донью жаркие взгляды, отправились к дому уфолога. Донья так и отправилась в простыне, обмотавшись ею наподобие сари.

Трудолюбивый уфолог уже был на плантации. Выслушав гостей, он сопроводил их в комнату Ольги, где Пенкина трудилась над очередным репортажем из Касальянки.

Крепенькая, кругленькая, пышущая нерастраченной любовной энергией Ольга живописала государственный строй Касальянки с искренним восхищением. Появление Ивана явилось восторженной точкой.

Пенкина отбросила авторучку и повисла на Иване.

– Ванечка! Тут некоторые уже венчаются, а тебя все нет!

– Сейчас… Мы это дело мигом… – бормотал Иван, тиская Ольгу в объятиях.

Исидора встрепенулась и, схватив Вадима за запястье, приблизила его руку к себе. Вадим неправильно истолковал этот жест, попытался притянуть донью, но в данном случае это было излишне. Исидора хотела лишь взглянуть на часы Вадима – который час.

– Утренние восемь, – возвестила она. – Мы имеем четыре часов.

– Для чего? – не понял Вадим.

– Чтобы женить тебя на мой! – ткнула она себя в простыню.

Пенкина завизжала от радости. Молочаев растерянно огляделся по сторонам. Его профессиональное диссидентское самолюбие было задето. Он находился в деревне уже с полчаса, а его присутствия просто не замечали.