Александр Житинский - Фигня (сборник)

– Лера! – позвал он.

Ответа не было.

Иннокентий заглянул в спальню – тоже никого.

Тогда он выбежал в сад, сначала пошел по аллее быстрым шагом, потом побежал. У пруда ее не было, в беседке тоже. Наконец он увидел жену на дальней скамье в заброшенной аллее. Она сидела с опущенной головой и скрещенными на коленях руками, а над нею, выделяясь на темной зелени сада, мраморный сатир с искаженной злобной усмешкой лицом играл на свирели.

Иннокентий подбежал к ней.

– Что с тобою, друг мой? – он опустился перед нею на одно колено, поцеловал руки.

– Болит голова… Мне как-то не по себе…

– Тебе надо развеяться, это дурной сон… Знаешь что? Пойдем на сеанс, ты посидишь в мастерской, а я напишу твою головку. Получается недурственная картина, надо ее закончить! – с деланным воодушевлением уговаривал жену Иннокентий.

– Я готова, – она поднялась со скамьи.

Они пошли к дому.

Когда проходили мимо бывшей конюшни, где теперь стоял автомобиль, услышали ржанье.

– Это белая… – сказала она. – Зачем ему две лошади?

– Ты узнаешь их по ржанью? – улыбнулся он.

– Да, ведь подает голос только белая…

– Белый, – поправил он. – Это жеребец.

– Пускай так. Каждый вечер малаец выводит его гулять, и, проходя мимо моего окна, конь ржет. Я боюсь его! – сказала Валерия.

– Успокойся, ты просто не выспалась.

Они поднялись в мастерскую. Иннокентий усадил жену в кресло в трех шагах от себя, надел рабочую куртку, принялся устанавливать мольберт.

– Ну что ж… Начнем, – сказал он и нанес первый мазок на холст.

– У тебя сегодня другое выражение лица… Не то, что было тогда, – заметил он.

– Неудивительно. Лицу свойственно менять выражения.

– Да, конечно… Нет, это от платья. У обнаженной женщины другой взгляд, – сказал Иннокентий.

– Ты так считаешь?

– Я попрошу тебя. Разденься, пожалуйста.

Она пожала плечами, принялась раздеваться. Он смотрел на нее все более и более заинтересованно, потом взволнованно. Отложил кисть и подкрался к ней сзади. Обхватив жену, Иннокентий повернул ее к себе и поцеловал в губы.

Она не ответила ему. Не сопротивлялась, но была совершенно безжизненна.

Он отступил в досаде.

– Прости. Я не сдержался.

Она подхватила снятое уже платье и направилась к выходу. Иннокентий провожал ее взглядом, затем, когда она скрылась на лестнице, схватил кисточку и с размаху швырнул ее на пол.

Слуга-малаец зажег курильницу в павильоне, потом другую…

Сизый дым стлался по воздуху к окну.

Малаец вышел в сад и, семеня, пошел по аллее к дому хозяев, внимательно рассматривая песчаную дорожку. В одном месте он наклонился и прочертил палочкой на песке какой-то знак, затем отмерил от него несколько шагов и прочертил второй, а палочку воткнул в песок рядом с ним.

Его действия были загадочны и почему-то пугающи.

Венедикт вернулся к вечеру. Он проследовал к своему павильону по аллее. Увидел на открытой террасе наверху Иннокентия и весело помахал ему рукой.

Иннокентий ответил ему тем же, но его приветствие было не столь оживленным.

Венедикт вошел в павильон, и они со слугою поприветствовали друг друга по восточному обычаю, сложив ладони перед грудью и кланяясь.

Затем Венедикт разделся до пояса и сел на низкий кожаный пуф. Малаец уже приготовил растирания. Сделав несколько пассов над головою Венедикта, он принялся натирать его мазями. Глаза Венедикта были прикрыты.

В зеркалах, окружавших комнату бессчетное число раз отражались две фигуры в синеватом дыму курильниц.

Венедикт вошел в столовую с небольшой книжкой в руке. Иннокентий встретил его, пожал ему руку. Валерия сидела за столом и читала журнал.

– Добрый вечер! – поклонился ей Венедикт.

– Здравствуйте, Венедикт, – спокойно сказала она.

Венедикт сел за стол, положил перед собою книжку.

– Новый поэт. По-моему, превосходный, – указал он на книжку.

– Николай, подайте, пожалуйста, кофе, – распорядился Иннокентий.

Камердинер с поклоном удалился.

Валерия взглянула на книгу.

– Кто же? – спросила она.

– Некто Александр Блок. «Стихи о Прекрасной Даме».

– Вот как? – иронически проговорил Иннокентий. – Где же он встретил Прекрасную Даму в наше прозаическое время?

Венедикт взял томик.