Пол Бейти - Продажная тварь

Многие родители хвалятся друг перед другом, какие первые в жизни слова сказал их ребенок. Мама. Папа. Я тебя люблю. Все. Хватит. Это неприлично. С другой стороны, мой отец хвалился, какие первые в жизни слова услышал от него я. Он не сказал мне «Привет», не прочитал молитву. Нет, он поделился со мной мыслью, которую можно обнаружить в первой главе любого издания «Введения в социальную психологию»: «Все мы социологи». Подозреваю, что мое первое полевое исследование было проведено в автобусе.

Когда я был маленьким, наша муниципальная транспортная система называлась РБП, район быстрого перемещения. Ангеленосы из трущоб вроде Уотсс, Ла-Пуэнте или Саус-Сентрал, и особенно те, что были слишком юны или бедны, чтобы водить машину, расшифровывали эту аббревиатуру как «раздражающе, бестолково, пипецово». Свою первую статью я написал в семь лет: «Тенденции рассаживания пассажиров по расовому и гендерному принципу. Дополнительные факторы: классовая принадлежность, столпотворение и запах тела». Выводы были совершенно очевидны. Вынужденные садиться с кем-то рядом, люди сначала нарушают личное пространство женщин, а уж черных мужчин — в последнюю очередь. Без крайней необходимости рядом с черным мужчиной не сядет никто, даже такой же черный мужчина. Если рядом со мной с неохотой садится черный, он обязательно задаст три главных вопроса, чтобы оценить степень моей опасности:

1. А ты где живешь?

2. А ты смотрел (далее вставить: название спортивной передачи или фильм на тему черных)?

3. Я не знаю, откуда ты, братан. Видишь, вот мой/моя нож/пушка/заразная сыпь на коже? Так что ты не напрягаешь меня, а я не напрягаю тебя, понял?

Тяжелые пакеты оттягивали пассажирке руки, и она едва их удерживала. Хотя она явно устала и все больше приходила в уныние с каждым скачком автобуса из-за изношенной подвески, женщина не садилась рядом со мной, предпочитая стоять. Все приезжают в ЛА, чтобы стать белыми. Но даже биологически белые не такие уж белые-белые. Вот волейбол на Лагуна-Бич белый. Район Бель Эйр белый. Омакасе понятие белое. Борец Спиколли белый. Бред Истон Эллис белый. Иметь три имени — быть белым. Парковка у отеля белая. Хвастаться своими предками индейцами, выходцами из Аргентины и Португалии — быть белым. Суп фо белый. Папарацци белые. Как-то раз меня уволили из телефонных продажников: глядите на меня, я знаменитый белый. Белый как тыква-калебаса. Обожаю Лос-Анджелес. Тут можно целый день кататься на лыжах, тусить на пляже или гулять по пустыне как белый.

Тетке легче было остаться при своем мнении, чем сесть рядом со мной, и я ее понимаю, потому что после остановки «Проспект Фигероа» в автобус набилось определенное количество персонажей, рядом с которыми и я бы не сел. Взять хотя бы того ебанутого, что жмет и жмет на кнопку «Остановка по требованию».

— Останови же, черт возьми! Мне нужно сойти! Куда, блядь, ты едешь?

Даже утром остановиться по требованию так же реально, как попросить экипаж «Аполлона», летящий на Луну, завернуть по дороге в винный магазин.

— Я сказал, останови этот долбаный автобус! Я на работу опаздываю. Тебе что, непонятно, ты, толстая ебучая корова!

У водителей, начальников тюрем и комендантов концлагерей особый стиль управления. Некоторые водители поют, стремясь поднять дух пассажиров такими джазовыми песенками, как «Tea for Two» или «My Funny Valentine». Кто-то предпочитает спрятаться на водительском месте (предоставляя заключенным самим искать убежище или выход) и не пристегиваться на случай бегства. Марпесса не была сторонницей строгой дисциплины, но и тряпкой тоже не была. В ее обычные смены случались драки, кражи сумочек, «зайцы», домогательства, пьяные, подвергание детей опасности, заигрывание; эпизоды с ниггерами, то и дело стоящими на проезжей части во время движения транспорта, и игрой с мячом в салоне, не говоря уже о происходящих время от времени покушениях на убийство. Представитель профсоюза рассказал ей, что водители автобуса в США становятся жертвами преступлений в среднем один раз в три дня, поэтому Марпесса давно решила, кем она точно не будет: цифрой в статистике и чьей-то «жирной коровой». Не знаю, как она решила вопрос на этот раз — ласковым словом или вытащив из-за сиденья металлическую дубинку-«негротизатор», потому что я уснул и проспал до Эль-Сегундо, где по опустевшему салону эхом разнеслось Марпессино: «Конечная».

Знаю: она надеялась, что я выйду через заднюю дверь, но, даже несмотря на дурацкий серый форменный френч и лишние десять килограммов веса, она была по-прежнему необыкновенна хороша. Невозможно не умиляться, когда из окна проезжающей по шоссе машины высовывается собачья морда. Вот и я не мог оторвать от Марпессы глаз.