Дорис Лессинг - Марта Квест

Марта холодно заметила, что ей, конечно, нечего беспокоиться, а вот им, может быть, и придется, если… Но тут Донаван встал, взглянул на часы и заявил, что, если Марта хочет выбрать столик, это надо сделать сейчас, пока еще есть свободные.

Она последовала за ним, и, когда они уселись, он произнес:

— Ты сегодня в прескверном настроении, дорогая Мэтти!

Она ответила, что да, и вдруг, сама не зная почему, рассказала ему о смерти Абрахама Коэна. Зачем? Разве она могла ждать от него сочувствия? Ну, конечно, буркнул он, если человек связался с красными… Марта, как видно исчерпавшая все свое возмущение в споре с миссис Басс, только пожала плечами и сдержанно ответила, что он, конечно, прекрасно обо всем осведомлен и ей добавить нечего.

Донаван пропустил это мимо ушей, не уловив сарказма.

— Я уже говорил тебе, Мэтти, что ты едва ли найдешь кого-нибудь лучше меня, — сказал он. — И если ты опять не увлечешься каким-нибудь упоительным еврейским юнцом, я думаю, мы вполне подойдем друг другу.

Марта была так удивлена, что не могла слова вымолвить; она не поняла, что он предлагает ей возобновить прежние отношения. Она была польщена и вместе с тем почувствовала к нему презрение. Поэтому она и промолчала. Они сидели в полутьме веранды, дверь была открыта, и они видели перед собой танцевальный зал. Знакомые здоровались с Мартой, но молча и настороженно, как бы напоминая ей, что она сначала должна еще пройти через испытание. То один, то другой «волк» подходил к ней, нашептывал любезности и снова отходил — все было как прежде и не так, как прежде: подобные любезности говорились всем девушкам, она уже не выделялась среди них, а стала самой обыкновенной, рядовой. Марта особенно остро почувствовала это, когда на веранде появилась Марни ван Ренсберг в цветастом вечернем платье, под которым вьширали ее высокая грудь и крутые бока, перекатываясь, точно полупустые мешки с зерном. Раздались дружные вздохи и свистки, на которые Марни отвечала своей добродушной, слегка застенчивой улыбкой. Она была здесь «новенькой», она только что приехала и заняла место Марты, а какова ее внешность и ее взгляды — это не имело никакого значения. Марта смотрела на все это, и ей стало стыдно оттого, что пусть недолго, но и она была предметом такого поклонения; да к тому же обидно было, что ее могла оттеснить на второй план какая-то Марни ван Ренсберг. Впрочем, чувство это тотчас исчезло, когда Марни, смущенно хихикая — видимо, ей было так же трудно приноровиться к нравам клуба, как и Марте, — подошла к своей бывшей приятельнице и торопливо спросила:

— Как, Мэтти, ты тоже здесь? Мне говорили, что ты бываешь в клубе, но я до сих пор ни разу тебя не видела.

Марта ответила, что рада приезду Марни: ей здесь, наверно, понравится. Миссис Квест писала, что ван Ренсберга ужасно рассердились, когда их дочь вдруг поступила на работу в городе, даже не посоветовавшись с ними, — и во всем виновата Марта, это она подала дурной пример. Поэтому Марта готова была поддержать Марни в борьбе со старшим поколением. Но разговор до этого не дошел — Марни спокойно заметила, что да, ей здесь нравится, и добавила:

— Слышала новость? Я помолвлена!

— Вот здорово, — заметила Марта. И поспешно добавила: — Я очень рада за тебя, — увидев, как огорчило Марни ее равнодушие. — С кем же? — И Марта невольно посмотрела вокруг, пытаясь угадать, кого могла прельстить Марни.

— Нет, Мэтти, я выхожу замуж за одного молодого человека из наших мест. Мы обвенчаемся в церкви на будущей неделе.

Марта представила Марни Донавану, и тот вежливо, но холодно поздоровался с ней. Тогда Марта повернулась к нему спиной и, усадив рядом с собой Марни, завела разговор о «наших местах». Несколько минут девушки, перебивая друг друга, восклицали: «А помнишь?» — как будто жили в городе уже долгие годы, а не месяцы. На самом же деле разговор их был лишь продолжением того, который они вели еще в детстве: Марни с гордостью сообщила, что «раздобыла себе мужа», но вежливое равнодушие, с каким Марта выслушала эту новость, сразу охладило Марни. И все-таки девушки были привязаны друг к другу. Болтая о разных пустяках, каждая читала в глазах друг друга сожаление — о чем? О том, что они не могут быть друзьями? Наконец Марни, усмехнувшись, заявила, что Билли просил передать привет Марте, а ей надо идти: пора вернуться к своему столику. В порыве дружеских чувств подруги пожали друг другу руки и тотчас опустили их, точно в этом было что-то дурное. Марни направилась через зал к своей компании, мучительно краснея от тех признаков внимания, какое ей оказывали «волки».