Эмиль Брагинский - Служебный роман

– Как вы можете так отзываться о детях!

– Не перебивайте меня, я собьюсь... я и так говорю с трудом... Вот вы кто? Вы – прекрасный организатор, чуткий руководитель и эффектная женщина! А кто я? Рядовой сотрудник, с заурядной внешностью и рядовым жалованьем. Зачем я вам сдался? Я ведь вас боюсь... Я вот говорю, а внутри все дрожит... Не перебивайте меня! Я недостоин вас, я не могу украсить вашу жизнь... Дети у меня хорошие, смирные... не обижайтесь на меня, пожалуйста... – Новосельцев замолк, исчерпав запас красноречия. Он не решался поднять глаза, иначе бы увидел... с каким сочувствием слушала его Калугина.

Не зная, что делать дальше, Новосельцев разлил по бокалам вино:

– Давайте поднимем бокалы за...

Но что собирался сказать Новосельцев, навсегда осталось неизвестным. От чрезмерного волнения он, собираясь чокнуться с Калугиной, опрокинул бокал на ее роскошное платье.

Калугина вскрикнула.

– Ой, что я натворил! – Анатолий Ефремович был в ужасе.

– Ничего страшного, вы мне испортили новое платье. Красное вино не отмывается!

– Надо срочно присыпать солью... – суетился Новосельцев. – Снимите платье! – Тут он опомнился. – Нет, не снимайте платье. Я присыплю на вас! – Анатолий Ефремович схватил солонку и густо посыпал солью пятно. – Не двигайтесь, дайте соли впитаться!

Калугина все еще находилась под впечатлением монолога Новосельцева.

– Да черт с ним, с платьем! Все равно я носить его не стану!

– Вы его мне потом дадите с собой, – не слушал ее Новосельцев. – Дома я это пятно выведу!

– Да ладно. Не убивайтесь вы из-за этого платья! – Калугина была в смятении. – Милый, славный Анатолий Ефремович!

– Я его дома покипячу в «Новости», – сказал Новосельцев, поглощенный проблемами химчистки. – «Лотос» его не возьмет!..

– Еще одно слово, и я сожгу это платье!.. – вспылила Калугина. – Сядьте!

Новосельцев послушно сел.

– Я так тронута вашим признанием... я так хочу вам поверить... но я не могу – мне страшновато... Какой же вы рядовой. Вы такой симпатичный, а я... зачем я вам?

– Но, Людмила Прокофьевна...

– Не перебивайте меня! Я вас внимательно слушала и ни разу не перебила. Я с головой в работе... У меня жизнь устоялась, сложилась. Я боюсь перемен. Я старый холостяк... я привыкла командовать, и еще я вспыльчивая... я могу испортить жизнь любому. Но дело даже не в этом... я вам не верю...

– Но почему! – с болью произнес Новосельцев. – Дороже вас, вот уже несколько дней, нет у меня никого на свете!

Калугина отмахнулась от его слов.

– Вы мне тоже стали очень дороги, и я о вас думаю чаще, чем нужно... но это не имеет значения... Не перебивайте меня!.. У меня уже была в жизни печальная история... тоже ходил ко мне один человек, долго ходил. А потом женился на моей подруге! – закончила свой грустный рассказ Людмила Прокофьевна.

– Но я не хочу жениться на вашей подруге! – наотрез отказался Новосельцев.

– Да у вас и нет такой возможности. Я ликвидировала всех подруг. Но это еще не значит, что я намерена выйти за вас! Вот так вот... с бухты-барахты, скоропалительно...

– Извините, Людмила Прокофьевна, я не очень сообразительный. Я не понял, вы согласны или вы мне отказываете?

– Сама не знаю... – Растерянная Калугина задумалась.

Опять зазвонил телефон. Калугина сняла трубку:

– Алло!..

– Позовите, пожалуйста, нашего папу! – послышался голос Вовы.

– Хорошо, Вова, сейчас позову!

– Что они опять выкинули? – Новосельцев встревоженно схватил трубку. – Ну, говорите поскорее, что там еще?

Выслушав, Новосельцев уронил трубку.

– Произошло несчастье? – испугалась Калугина.

– Они случайно спустили кошку в мусоропровод! – убитым голосом поведал Анатолий Ефремович.

Калугина решительно вышла в коридор.

– Куда вы, Людмила Прокофьевна? – не понял Новосельцев.

– Идемте спасать кошку!

Когда Новосельцев подавал Людмиле Прокофьевне пальто, как-то так само собой получилось, что их губы встретились, а ненужное пальто упало на пол, ибо Новосельцеву надо было освободить руки для объятий...

Осенний ветер срывал с деревьев последние листья.

Из своего пятиэтажного стандартного дома вышла Ольга Петровна и медленно направилась к станции. Лицо Рыжовой было мертво. Она машинально повторяла путь, которым привыкла ходить каждое утро. Вот подошла электричка, и Ольга Петровна оказалась в вагоне.

Ее прижали в тамбуре электрички, около дверей. Она потухшим взором смотрела на осенний пейзаж, но не видела его.