Доминик Менар - Небо лошадей

— Иногда я говорю себе, что никогда не хотел бы уходить отсюда, — прошептал ты после долгого молчания. — Я имею в виду из леса. Я представлял себе, как деревья и заросли разрастутся так, что когда-нибудь вытеснят город. И тогда лес оторвется от парка, как остров, и уплывет в неизвестном направлении, и будет плыть долго-долго, и не надо будет волноваться ни о чем. А если залезть на верхушку дерева, то можно будет увидеть одну только воду, воду и только вдалеке землю с пляжами, маленькими домиками и парящими над ней чайками, но никогда больше не возвращаться туда.

Были ли это твои мечты, которые пришли ко мне на мгновение раньше, подумала я, и кружились вокруг моей головы, как крошечные мотыльки, попадая мне в глаза и уши? Я начала смеяться. Ты посмотрел на меня и тоже засмеялся. Твое лицо было уже не таким бледным, ты опустил руку, которой держался за лоб, и я взяла ее в свою. Мне неожиданно захотелось узнать, что ты видишь в маленьком окошке в потолке, и я сказала:

— Подвинься, я хочу лечь рядом с тобой.

Ты прижался к стенке, и я вытянулась рядом с тобой, положив забрызганные грязью ноги на покрывало. Над головой была крыша из листвы и где-то высоко голубое небо — или это уже было море, где был верх, а где низ? Повернувшись, я увидела, что ты закрыл глаза.

— Знаешь, почему я убежал из дома? — тихо сказал ты. — Они хотели положить меня в больницу. Они говорили, что мне нужен уход, что мне будет все хуже и хуже без лекарств. Но по их глазам я видел, что мне все равно станет хуже, а я только и знал, что эти больничные палаты, эти приемные семьи, эти дома, нет, я хочу жить один, все время один, а это все я больше не хочу.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Я повернулась и впервые дотронулась до тебя, дотронулась по-настоящему, прижав тебя к себе изо всех сил. Я чувствовала твое дыхание на своей шее, прерывистое, частое, чувствовала твои начинающиеся рыдания. Ты не обхватил меня руками, может быть, ты никогда никого не обнимал, а только изо всех сил ухватился за мой свитер, и твои нестриженые ногти впились мне в кожу, но я не ощущала боли, мне хотелось больше никогда не шевелиться. И, если бы наш корабль пошел ко дну в этот момент, даже самые разбушевавшиеся волны, самые жестокие ветры не смогли бы нас разлучить.

— Не бойся, они говорили это, еще когда ты был маленьким, — прошептала я тебе на ухо, — когда тебе было семь лет, мне сказали, что однажды я потеряю тебя, но я не хотела им верить, и посмотри, сейчас ты здесь, ты все еще здесь, ты вырос, ты стал почти мужчиной, посмотри, какой ты красивый, однажды мы женим тебя на красивой девушке, она будет печь тебе пироги с земляникой из твоего огорода, а потом у вас будут дети, и они будут бегать повсюду, как маленькие крольчата, их будет пять или десять, и ты не будешь знать, что с ними делать, так их будет много.

Я чувствовала, как ты тихо вздрагивал, прижавшись ко мне, и не знала, плачешь ты или смеешься.

— Теперь я буду заботиться о тебе, — продолжала я. — Никто не пойдет за тебя, если увидит тебя таким — грязным и серым, косматым, как Ослиная шкура. [6] Героиня сказки Ш. Перро «Ослиная шкура».

Я отмою и откормлю тебя, эти впалые щечки округлятся, вот увидишь.

Ты покачал головой, разжал свои объятья, твои ногти постепенно отпускали мою кожу.

— Я еще не могу жениться, — улыбаясь, сказал ты. Мне еще даже нет и семнадцати.

О чем же я думала, я и не представляла даже. Я сняла твою шапочку и пригладила тебе волосы, они были спутаны, как китайские иероглифы.

— Хорошо, — весело сказала я, — мы немного подождем. Но не слишком долго. Я отдам твою руку первой же блондинке.

Ты снова улыбнулся и повернулся ко мне, подложив руки под щеку; неожиданно выражение твоего лица стало серьезным и встревоженным — я почувствовала, как что-то сжалось у меня внутри, и ты неуверенно произнес:

— Расскажи мне о прошлом. О том, когда мы были вместе, как мы играли все время, как ты говорила. Я ничего не помню, но если ты мне расскажешь…

Ты пожал плечами и со слабым, фальшиво звучащим смешком добавил:

— Я похож на старуху, да? Совсем ненормальную, которой надо, чтоб ей все время твердили одно и то же, потому что она совсем ничего не помнит. Но ты-то ведь помнишь, правда?

Я отвела глаза. По правде, я больше не хотела говорить о прошлом. Не было ли достаточным того, что мы нашли друг друга, а все остальное — разве было оно важно теперь? И я только осторожно сказала, что все было не только сладким, были не только игры и мечты, была еще и соль, пуд соли, мы были счастливы, но и измучены, и нужно ли теперь вспоминать об этом? И снова у меня в ушах зашептали тихие голоса, словно ветер, дующий в противоположных направлениях. Это я была безумной старухой, подумалось мне с отчаянием, я чувствовала страх, но страх чего, не могла понять. Я была как эта курица, привязанная бечевкой, от которой остались только лапка и несколько перьев.