Доминик Менар - Небо лошадей

Я долго выбирала, что тебе принести. Вынула сверток из-под кровати, развязала узел и развернула покрывало на полу; Адем спал, Мелих был в школе, но я все равно заперла дверь на ключ. Все было старым и поношенным — твои крохотные распашонки, твоя бутылочка с изжеванной соской, но пару маленьких туфелек, ты, похоже, совсем не носил. Там же были мои старые маскарадные костюмы: платья, вырезанные из покрывала, огромный, сшитый из шторы плащ, черный с одной стороны и усеянный огромными оранжевыми цветами с другой, как настенный гобелен; странные шляпы из фетра или картона, фальшивые бусы, которые мама делала сама из жемчуга, камешков, перьев — из всего, что я притаскивала с прогулок. Я просила ее сделать мне украшения, и она соглашалась, взяв клей и нитку; и я носила весь мой мир на шее. Все это было старым, тусклым и каким-то грязным. Я выбрала несколько вещей — маленькие туфельки, бутылочку, плащ, тряпочную сумочку — и снова завязала сверток. Засунув его под кровать, я положила оставшиеся вещи в пакет. Потом пошла в комнату Мелиха, я знала, что его там нет, но все равно, задержав дыхание, долго стучала в дверь, прежде чем нажать на ручку. Карусель лежала на столе возле клетки с мышью, и я осторожно завернула ее в плащ. Мышка вылезла из своей норки и, встав на задние лапки, жалась к дверце, шевеля мордочкой. Сквозь прутья решетки я тихонько толкнула ее пальцем, чтобы она убежала, как будто я боялась, что потом она сможет рассказать то, что видела.

Кармин открыл свою дверь в тот момент, когда я спускалась по лестнице. Никогда раньше он не пытался остановить меня, когда я проходила мимо, но и я почти никогда не уходила, не постучавшись к нему и не спросив, не нужно ли чего-нибудь, на этот раз он должен был услышать по темпу моих шагов, что я не остановлюсь. Вид у него был смущенный, он натянуто улыбался, гладя по голове свою собаку.

— Я подумал, не свободны ли вы, — сказал он. — Мне хотелось бы вернуться в парк, поработать над набросками. Теми, возле пруда.

— Не сегодня, сегодня я не могу. Адем попросил меня подменить кого-то в отеле, — торопливо добавила я, — дневной дежурный заболел, и я…

Он махнул рукой, прерывая меня, отступил на шаг и, закрывая дверь, сказал, не переставая улыбаться:

— Конечно, ну тогда приходите, когда освободитесь.

Жозеф проскользнул в приоткрытую дверь и, виляя хвостом, начал обнюхивать сумку. Кармин уже протянул руку, чтобы схватить собаку за ошейник, но приостановил свой жест, поднял руку и чуть дотронулся кончиками пальцев до сумки.

— Оттуда пахнет прошлым. Это старые вещи, которые вы собираетесь выбросить?

Тогда и я почувствовала запах плесени, запах влажного сумрака, похожий на тяжелый подвальный воздух, поднимавшийся из внутреннего двора в ту ночь, когда я застала Кармина сидящим на площадке. Я зажала рукой сумку из страха, что все вдруг упадет и рассыпется в пыль, в горсти бурого праха на дне сумки. Я не ответила на его вопрос, и он наконец поймал собаку за ошейник и затащил внутрь.

— Может быть, завтра, — сказала я. — Если не буду нужна Адему, я узнаю это сегодня вечером…

— Конечно, — повторил он и закрыл дверь.

Минуту я стояла неподвижно возле закрытой двери с тяжелым сердцем и странным ощущением, что это мне было в чем-то отказано. Потом я услышала, как Жозеф тихо скребется в дверь, — он знал, что я все еще стою на пороге, — после чего я повернулась и ушла.

Парк был безлюден. Я вошла через центральные ворота и долго бродила по аллеям. Сегодня не было ни толпы, ни сумасшедшего певца, рассказывающего о приключениях сына короля, ни тебя, сидящего на краю пруда, опустив ноги в воду и готового тотчас сбежать. Осторожно прижав сумку к груди, я снова и снова обходила лужайки. И с ужасом думала о том, что страх быть пойманным заставил тебя исчезнуть, а может быть, ты спрятался в лесу, между деревьев или следил сейчас за мной, скрываясь в полумраке. Мне не хватало смелости зайти в эту синюю ночную тьму, в эту тишину, которая — кто знает! — несла чудеса или опасность.

Тогда я остановилась на опушке и стала знаками звать тебя. Сначала я шептала твое имя, надеясь, что ты прочтешь его по моим губам, потом выкрикнула громко. На мгновение я задерживала дыхание и напрягала слух, проходила двадцать шагов вглубь и начинала звать и манить снова, потом еще двадцать шагов и еще двадцать. Мне вспомнилось, что я так же искала тебя, когда мы были детьми, с той же упорной, почти математической последовательностью, когда ты прятался и не желал отзываться, играя в прятки. Ты был ветром и едва шевелил траву, ты был пустотой, ты был светом — так ты говорил мне, когда я наконец находила тебя. Я ругала тебя, потому что часами искала с нарастающим страхом, боясь, что ты исчез навсегда, что не можешь вернуться или по каким-то тайным причинам решил навсегда остаться воздухом или пустотой, и тогда мне пришлось бы искать тебя в каждом атоме света, в каждом лучике солнца.