Акилле Кампаниле - Если луна принесет мне удачу

В заключение своей речи пастух-астроном сыграл мелодию на волынке, а Фалькуччо сделал несколько пируэтов.

– Молодцы! – сказал Баттиста, когда те закончили. – По-настоящему молодцы. Но вот вы, как астроном, скажите, верно ли то, что говорят?

– Что именно?

– Что звезды обитаемы.

– Да кто ж его знает? – Астроном призадумался. – Подумайте только, – сказал он, – если там и взаправду живут. Как все должно быть странно в иных мирах, и сколько народу во Вселенной! Всех и не сосчитать.

– А если, – спросил Баттиста, – это не так?

– Если это не так? Даже и думать не хочется. Как же мы тогда одиноки! Одни во Вселенной. Одни! Хочется спросить: значит, тут все? На одном этом шаре? Особенно по ночам страшно делается, что мы одни в целом свете, среди миллионов пустынных звезд.

– И, – сказал Баттиста, – последний вопрос. Потом больше не буду приставать.

– Да ладно.

– Почему Земля вертится вокруг Солнца?

Астроном приятно рассмеялся:

– Столько исследований провели, – сказал он, – чтобы ответить на этот вопрос, но ни один ответ не правилен. Ни одна из причин, приводимых астрономами, не верна. Я знаю истинную причину.

– Ну, так скажите тогда: почему же Земля вертится вокруг Солнца?

– Потому что так надо.

День близился к концу, когда трое друзей подошли к одиноко стоящему домику и остановились на крыльце перед входом.

Фалькуччо деликатно отошел в сторону, Эдельвейс и Баттиста любовались панорамой. «Вот, – думал наш друг, – сейчас как раз и надо бы поговорить о моей любви». Но он не знал, с чего начать.

Внизу, насколько хватало глаз, простиралась равнина, взрезанная морщинами замерзшей воды и с трех сторон окруженная снежными вершинами, стоящими, как призраки на небе, и окрашенными заходящим солнцем в розовые и фиолетовые тона.

Смелее, Баттиста, смелее!

Огромный красный шар солнца медленно погружался над горизонтом в море крови; друг за дружкой гонялись голые и серые гудящие деревья…

Но Баттиста не находил слов. «Вот, – думал он, – я скажу ей: “Я вас люблю”». Но кто вообще смог когда-нибудь сказать: «Я вас люблю»? Если такой и отыщется, этот герой должен быть одновременно и очень смешным.

…гонялись друг за дружкой голые и серые гудящие деревья, которые несут лишь гроздья фарфоровых чашечек и бесконечно длинную проволоку.

«Я скажу ей: “Я прошу вашей руки.”…Я скажу ей: “С первого дня, когда я вас увидел…”» Но Баттисте не хватало смелости, чтобы сказать хоть что-нибудь. Закутавшись в шарф, он не осмеливался даже смотреть на свою соседку, которая не смотрела на него. Один слушал молчание другой. Все это молчание говорило: должно быть, ты меня любишь. Все это молчание говорило: должно быть, ты меня любишь.

Теперь солнце зашло, и стало холодно. Красиво море, но еще красивее равнина, эта печальная вечерняя равнина. Шла корова с колокольчиком на шее. Вдалеке Фалькуччо показал на тучу, похожую на гигантского коня, – она уже несколько минут обволакивала вершину одной из гор и, разбиваясь о скалы, медленно таяла.

– Туча идет войной на гору, – сказал он, – будет метель.

Смелее Баттиста, смелее. Может быть, у тебя больше не будет такой возможности, чтобы поговорить, как эта. Скажи все, что ты чувствуешь. Может, и Эдельвейс тебя любит; ты не видишь? Когда ты этого не замечаешь, она наблюдает за тобой краем глаза. Может, она ждет от тебя слова. Смелее!

– До ночи не успеем, – сказал доктор Фалькуччо. Затем посмотрел вверх и добавил: – Черные облака на небе; будет снег.

Уже слышался первый яростный свист метели: вот откуда начинается этот ледяной ветер, спускающийся с гор, который летит, летит, летит, чтобы хлестать по пустынным городским улицам, вечерами, когда даже старым торговкам пирожками не удается продать ничего.

Баттиста набрался храбрости.

– Синьорина… – сказал он.

Девушка взглянула на него: она покраснела до корней волос.

– Синьорина… – повторил Баттиста.

В этот момент Гастон д’Аланкур – с бакенбардами и толстыми икрами – появился в дверях дома.

– Синьорина, кушать подано, – сказал он.

Госпожа Бьянка Мария велела, чтобы ее перенесли в столовую и, устроившись в кресле, приняла участие в ужине.

– Начинайте вы, – сказала тетя Джудитта, ставя перед Фалькуччо блюдо с макаронной запеканкой.