Эмиль Брагинский: Звоночек

– Открой форточку! – попросила Майя. – Здесь нечем дышать!

– Я прочла у одного писателя: «От свежего воздуха люди простужаются и умирают, а от затхлого – никогда!» Терпеть не могу проветривать! Ты уходила от Гуннара к этому, к Вячеславу… Менять шило на швайку!

– Он не Вячеслав. Он Всеволод!

– Я и говорю: Мокрых Станислав. Как можно спать с такой фамилией. Фамилия непременно накладывает на человека отпечаток. Мокрых! Ты что, русалка?

Майя знала, что спорить с кинокритиком – занятие абсолютно бессмысленное, и потому не стала возражать, а Алина продолжала вещать, не прекращая при этом насиловать компьютер:

– Вот был такой авиаконструктор Лавочкин. Если б появились пассажирские самолеты «Лавочкин», я бы никогда ими не пользовалась. Лавочки должны не летать, а торчать перед избами. Что ты нашла в этом мокром Всеволоде, отвечай!

– У него необыкновенно ласковые пальцы! – мечтательно произнесла Майя, и это возмутило Алину:

– Чушь! Нельзя влюбляться в пальцы! Пальцами ковыряют в носу! Вот, теперь твой голубой Всеволод Мокрых проник в мою статью!

– Он подлец и трус, – сказала Майя, – но уж никак не голубой!

– Ничего, он отлично вписался в статью, послушай: «Режиссер, ползая на поводу у сценариста, не понял, что вместо банальной лошади, лошади устарели, надо было вводить в кадр голубого Мокрых, это было бы адекватно современному пофигизму!» Ну как?

– Гениально! – Майя искала пристанище и потому шла на откровенную лесть.

– Я убеждена, что гениально! – кивнула Алика. – А твой Всеволод – он… он не подкаблучник, он хуже, даже не знаю, как его обозвать!

Майя рассмеялась.

Алина все не успокаивалась:

– Его жена расселась на нем рыхлой задницей…

Майя искренне удивилась:

– Ты видела его жену?

– Не видела и не желаю видеть! Только не вздумай просить прощения у Гуннара! Ничего ему не рассказывай! Ты обиделась на него, оскорбилась, придумай на что, и ушла ко мне. Если он позвонит, я его пошлю по матери! И замолчи, ты мне мешаешь работать!

Майя поднялась и ушла на кухню пореветь. Она была сильной женщиной, но все-таки женщиной. Еще вчера вечером Всеволод умолял ее уйти к нему, а сегодня… Майя плакала и размышляла – любит ли она Всеволода или нет? Пришла к выводу, что не любит, и заплакала еще пуще.

На кухне показалась Алина:

– В холодильнике пельмени с творогом! Вон кастрюля, свари и поешь! Без секса жить можно строго определенное время, зато без еды никак нельзя! Ты не возражаешь, если я вставлю твой банальный случай в статью? Тебя не назову.

– Возражаю!

– Спасибо, я вставлю! – И Алина ушла.

Майя перестала плакать. На холодильнике лежали сигареты. Майя взяла сигарету, отыскала спички, зажгла, закурила.

Тотчас опять возникла Алина и отняла:

– Ты же не куришь! Курить вредно, это известно любому кретину! И не распускай слюни! Хочешь, я поделюсь с тобой моим киноактером?

– Нет.

– Ну как хочешь!

В кухне было тепло и уютно. Сидя на табурете, Майя прислонилась к кафельной стене, белой с розочками. Жить Майе не хотелось, а спать хотелось. Она заснула. Когда проснулась, то увидала, что напротив, на таком же табурете сидит Гуннар, высоченный, золотоволосый, и читает латышскую газету.

– Ты еще откуда взялся? – спросила Майя. Злости в ее голосе не было.

– Добрый день! – Гуннар сложил газету и улыбнулся: – Сегодня отличная погода, я прогулялся и решил зайти сюда, разумеется за тобой!

– Алина не послала тебя по матери? – строго спросила жена. – Она обещала непременно послать!

– Нет. Как раз наоборот. Она позвонила, посоветовала приехать и забрать тебя отсюда. Ты забыла, Майя, что сегодня вечером мы идем в театр.

Майя внимательно поглядела на мужа, в глазах ее плясала хитринка.

– Совершенно забыла, – согласилась Майя, – ты когда взял билеты?

– Только что.

В кухню влетела Алина:

– Не ходите в театр. Театр – это реликт, аппендикс прошлого. Театр безнадежно устарел.

– Да, – сказал Гуннар, – это старый театр. Это театр Маяковского.

– Он театр имени Маяковского, – сообщила Алина, – потому что в нем за семьдесят с лишним лет лишь однажды поставили Маяковского, да и то скверно!

– Мы на что идем? – Майя поднялась со стула.

Гуннар тоже встал. Майя не доходила ему до плеча, и это ей очень нравилось. Впрочем, ему тоже.

– Понятия не имею, – искренне признался Гуннар, – в принципе, мне было все равно. Купил билеты, и точка!

– О Боже! – воскликнула Алина. – С кем я имею дело!